Макрон и реформа ООН
25 сентября, выступая на общеполитической дискуссии 73-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН президент Франции Эмманюэль Макрон огласил свой план реформирования Совета Безопасности ООН: «Мы сделаем так, чтобы до конца года эта Генеральная Ассамблея двумя третями голосов своих членов сумела поддержать ограничение права вето в случаях массовых жестокостей».
Заявка довольно сильная, хотя и не новая. В этом духе давно уже высказываются как французские, так и другие политики. Право вето, которым наделены постоянные члены СБ ООН, для весьма многих держав – и входящих в пентархию, как Франция, и не входящих, — у многих, как бельмо в глазу. И весьма многие хотят, чтобы это право, которое ныне является абсолютным, стало относительным, обставленным различными оговорками.
В данном случае эта оговорка — «массовые жестокости». Если таковые имеют место, право вето не должно действовать. На первый взгляд, новелла гуманная и человечная. Чтобы прекратить массовые жестокости, и можно, и нужно пренебречь правом вето.
Особенно, когда жестокости чинит какая-нибудь держава — постоянный член СБ. С большой долей вероятности Макрон подразумевал Китай и Россию – Англия и Франция, с точки зрения Макрона, вряд ли способны на массовые жестокости, насчет США такой уверенности нет, но Белый Дом вполне способен ответить: «Тьфу мне на вашу резолюцию!», тогда как Россия и Китай – идеальные объекты для показательной порки. По крайней мере, так могут думать наши западные партнеры.
Но здесь есть сразу несколько «но».
Во-первых, СБ ООН принципиально нереформируем – будь иначе, от права вето давно бы уже ничего не осталось. Статья 109 Устава ООН, подписанного 26 июня 1945 г., гласит: «Любое изменение настоящего Устава, рекомендованное двумя третями голосов участников Генеральной конференции членов ООН для пересмотра Устава ООН Конференции, вступит в силу по ратификации, в соответствии с их конституционной процедурой, двумя третями Членов Организации, включая всех постоянных членов Совета Безопасности». То есть если все члены пентархии, включая Китай и Россию, не проголосуют за отмену абсолютного вето, поправки не пройдут.
Во-вторых, термин «массовые жестокости» не может быть назван юридическим. Это то, что называется «преследование по нечетко определенному признаку». Оно как дышло, куда поворотил, туда и вышло. При желании державу можно обвинить в массовых жестокостях, а при желании – отмазать. «Что? Не слышу без очков». Тем более, в современную эпоху постправды, когда все врут, уже ничего не стесняясь.
Конечно, за Макроном стоит давняя национальная традиция. В 1795 г. был издан закон, в котором в качестве юридического термина употреблялось выражение «кровопийцы» («buveurs du sang»), причем кровопийцам было положено суровое наказание. Тем не менее сомнительность такой юридической практики была очевидна еще тогда, и за два с лишним века менее сомнительной она не сделалась
В-третьих, желание провернуть все изменения до конца года, т. е. за три месяца, более свидетельствует о прыткости молодого человека, нежели о его рассудительности. К праву вето подступались и более серьезные мужчины, а воз и ныне там.
Конечно, можно махнуть рукой и на Устав ООН, и на саму ООН. Покойный сенатор Маккейн (и не он один) уже предлагал списать ООН в архив, как в свое время поступили с Лигой Наций, а вместо того учредить Организацию Демократических Наций, состоящей из США и их сателлитов. Можно и так, но легитимность и авторитетность ОДН изначально будет еще ниже, чем авторитетность ООН, которая тоже невысокая. А что выиграет в этом случае Франция, тоже неясно.
Может быть, регулярно повторяющиеся предложения по реформе СБ ООН имеют тот смысл, что капля камень точит. Надежда, что рано или поздно реформу удастся продавить, а пока надо готовить к тому умы непрерывным долблением.
Может быть, все еще проще. В августе-сентябре наблюдалось обвальное падение рейтингов и Макрона, и его правительства. В настоящее время только 19% французов считают деятельность Макрона позитивной. При таких обстоятельствах политики часто стараются блистать на международной арене, ибо дома они уже проблистали. Возможно, президент Франции следует общему правилу.
Максим Соколов
