Мир после болезни: будущее где-то рядом
COVID-19 ускорит изменения в мире, который уже давно движется к многополярности. Помимо США и Китая возникнет более сильный и централизованный Евросоюз, Россия станет буферной зоной между Китаем и Европой, Индия начнёт играть всё более важную роль в мировой экономике, Турция будет стремиться стать доминирующей силой в Средиземноморье. В рамках этих различных сетей усилится интеграция, а экономическое взаимодействие между ними снизится, пишет Джейкоб Л. Шапиро, учёный, консультант по вопросам геополитических рисков, глобальных стратегий и международных отношений.
Пандемия COVID-19 вызвала хаос на мировых рынках и повергла в шок мировую экономику. Помимо болезни и сопутствующих ей разрывов в цепочках поставок, сама неопределённость ситуации усугубляет и хаос, и шок. Несмотря на то, что с пандемией и сопутствующими ей политическими последствиями по-прежнему связано много неизвестных, одно можно сказать наверняка: COVID-19 будет способствовать ускорению основных долгосрочных политических тенденций и приведёт к созданию более многополярного и конкурентного, но менее глобализованного мира.
Ещё до того, как COVID-19 обрёл статус пандемии, глобальный баланс сил неумолимо двигался в сторону «многополярности». Период после распада Советского Союза был «моментом однополярности», когда Соединённые Штаты были самой могущественной державой мира и вели себя соответственно. В настоящее время по целому ряду причин наблюдается ярко выраженный паритет между сильнейшими странами мира. Появление этой новой среды способствовало усилению конкуренции и протекционизма. Пандемия COVID-19 приведёт к ускорению этого сдвига.
Логика экономической глобализации зависит от определённого уровня доверия и доброй воли между взаимосвязанными странами. Как минимум глобализованная экономика предполагает отсутствие страха. Но сейчас страха в изобилии. Границы закрываются, а цепочки поставок по всему миру рвутся — ради того, чтобы ограничить распространение COVID-19. Некоторые из этих цепочек поставок и границ, как защемлённый нерв, вернутся к обычному состоянию после кризиса. Другие же нет, особенно там, где страх, подозрения и политика — основные мотивы поведения.
Разъединение экономик США и Китая ярчайший тому пример. В настоящее время Китай занимает доминирующее положение во многих глобальных цепочках поставок. Китай смог сделать это благодаря своему сравнительному преимуществу: он был (и остаётся) способен производить товары дешевле, быстрее и лучше, чем его конкуренты. Геополитическое преимущество теперь придёт на смену сравнительному преимуществу. В будущем американские компании будут ориентироваться на нечто большее, чем самый дешёвый производитель: они будут искать самого дешёвого производителя и самую политически надёжную цепочку поставок.
Поскольку мир движется к многополярности, отношения между США и Китаем, служившие опорой мировой экономики со времени прихода к власти в Китае в 1978 году Дэн Сяопина, изменятся, и цепочки поставок будут переориентированы на различные полюса.
Помимо Соединённых Штатов и Китая возникнет более сильный и централизованный Евросоюз, который будет вести себя в большей степени как классический геополитический субъект; Россия станет буферной зоной между Китаем и Европой; Индия начнёт играть всё более важную роль в мировой экономике; Турция попытается стать доминирующей силой в Средиземноморье. В рамках этих различных сетей усилится интеграция, а экономическое взаимодействие между ними снизится.
Биотехнологии — одна из отраслей, на которые мощное влияние окажут переориентация цепочек поставок и обострение конкуренции. Рассмотрим недавнюю дипломатическую ссору между Германией и США из-за немецкой биотехнологической компании под названием CureVac. В немецкой газете Welt am Sonntag от 15 марта сообщалось, что правительство США предлагало компании CureVac миллиарды для получения доступа к потенциальной вакцине против COVID-19 «только для США».
Соединённые Штаты заявляли, что этот вопрос «очень сильно раздут», а CureVac опубликовала в понедельник сообщение о том, что администрация Дональда Трампа не делала никаких предложений о получении исключительных прав на вакцину от COVID-19, которую компания пытается разработать. Но правдивость сообщений и серьёзность размолвки не столь существенны. Важно, что биотехнологии становятся источником национальной политической власти и центром геополитического конфликта. Точно так же, как многополярность уже оказала сильнейшее воздействие на конкуренцию в сфере развёртывания телекоммуникационной инфраструктуры 5G и стимулировала её развитие, COVID-19 приведёт к сосредоточению крупных национальных стратегий на вопросах биотехнологий.
Пандемия COVID-19 ускорит также и массовое накопление мирового долга. Денежно-кредитный и налогово-бюджетный стимул, который потребуется для предотвращения мировой экономической катастрофы, уже, похоже, превысил суммы, которые были потрачены на то, чтобы справиться с финансовым кризисом 2008 года. Даже скупая Германия открывает кран, отказываясь от жёсткой экономии и предоставляя неограниченные денежные средства предприятиям, пострадавшим от COVID-19, и обещает использовать свою «большую базуку» для того, чтобы «принять все необходимые меры». Парадоксально, но COVID-19 делает то, чего не смогли сделать ни кризис в связи с суверенным долгом Греции, ни проблема непогашенных кредитов Италии, — а именно превращает Германию в экономический гарант ЕС.
Задолженность также сильно изменит в ближайшие годы рынки энергоносителей. Хотя положение таких секторов экономики, как авиасообщение и гостиничный бизнес, будет мрачным, а шоки ликвидности станут в краткосрочной перспективе серьёзной проблемой для многих других секторов экономики, риски, с которыми столкнутся североамериканские нефтяные компании, заслуживают особого внимания. Сочетание низких цен на нефть (отчасти из-за избытка предложения, отчасти из-за развернувшейся в марте ценовой войны между Саудовской Аравией и Россией) и снижения перспектив роста происходит в год, когда для североамериканских производителей сланцевой нефти наступает срок погашения долга размером в 40 миллиардов долларов США. Правительству США предстоит принять трудные решения относительно целесообразности поддержания своей энергетической отрасли, особенно в связи с тем, что общий избыток предложения ведёт к длительному снижению цен на энергоносители.
И наконец, хотя ещё слишком рано оценивать потенциальные внутриполитические последствия, которые возникнут в результате реакции правительств на пандемию COVID-19, уже вполне возможно предвидеть, где давление будет ощущаться сильнее всего. Китай уже испытывает шок от торговой войны с США, африканской чумы свиней и множества других структурных экономических проблем. Хотя Си Цзиньпин умело превратил кризис общественного доверия в предмет национальной гордости, глобальное распространение вируса будет усугублять экономическое и политическое давление.
Дональд Трамп ведёт сейчас тяжёлую борьбу за переизбрание на второй срок. Тяжёлую — потому, что он возглавляет экономику, которая, похоже, будет находиться в рецессии в разгар избирательной кампании, и ему, вероятнее всего, будет противостоять кандидат от Демократической партии Джо Байден, который неплохо набирает голоса именно там, где президент Трамп одержал победу над Хиллари Клинтон.
Множеству других стран также придётся выбираться из последствий этого крушения. Данные опросов свидетельствуют о том, что ранее критикуемые руководители таких стран, как Италия и Франция, теперь пользуются более широкой поддержкой. Однако эти настроения могут значительно измениться — в зависимости от того, насколько серьёзным окажется вызванный пандемией COVID-19 кризис, и насколько эффективной будет проводимая правительством политика её сдерживания. Иран с его внутренними политическими волнениями, вызванными экономическими трудностями, засухой и неудовлетворённостью внешней политикой, долгое время был лидером по количеству заболевших коронавирусной инфекцией, включая, по крайней мере, 12 иранских политиков и официальных лиц, умерших от этой болезни. Такие страны, как Великобритания, Россия, Индия и Мексика, вяло подошедшие к сдерживанию пандемии, могут реабилитироваться или подвергнуться значительному давлению со стороны народа. Это окажет влияние на судьбу Brexit, конституционные реформы в России, будущее индуистского национализма и политическое будущее Мексики.
В конечном итоге COVID-19 будет побеждён. Правильный вопрос «когда», а не «если». Уникальность вируса COVID-19 не в том, что он исключительно смертелен, а в том, что он очень заразен. Из-за того, что вирус незаметен и заразен, ему удалось распространяться быстро и незаметно для всех до тех пор, пока не стало слишком поздно. Из-за мягкости проявлений заболевания в большинстве случаев практически все страны недооценили его опасность. COVID-19 не был проблемой, пока вдруг не превратился в неё. Чтобы предотвратить перегрузку систем здравоохранения, странам теперь приходится принимать чрезвычайные и наносящие экономический ущерб меры для ограничения распространения заболевания. Эти меры в результате окажутся эффективными, хотя быстрота наступления эффекта будет зависеть от того, насколько хорошо будут обеспечиваться и соблюдаться меры карантина и социального дистанцирования.
Как враг COVID-19 не знает политических границ. Ему не интересна доктрина взаимного гарантированного уничтожения. По своей природе он лишён идеологии. У него нет истории. Единственный способ победить COVID-19, действительно победить его – это бороться с ним как с биологическим видом.
И всё же, несмотря на глобальную угрозу, которую представляет собой COVID-19, как это ни парадоксально и, возможно, как это ни трагично, он ускоряет политические тенденции, которые подрывают потенциал глобальных коллективных действий. Разъединение ускорится. Цепочки поставок трансформируются. Долг увеличится. Биотехнологии превратятся в основной источник конкуренции в сфере национальной безопасности; и судьба многих правительств будет зависеть от того, насколько эффективно они действовали (или делали вид, что действовали). Сам по себе вирус COVID-19 не изменит мир, но ускорит политические тенденции, которые приведут к формированию совершенно иной картины мира.
Джейкоб Шапиро
