Можно сидеть годами и надежды выбраться практически нет. Интервью Виталия Диденко ИА «Антифашист"
14 июня – ровно год, как Виталий Диденко, одесский журналист и активист «Куликова поля», смог выйти на свободу благодаря договоренности России и Украины об обмене заключенными.
В свои 28 лет, он более 15 месяцев провел сначала в Одесском СИЗО, а потом в Ровененской исправительной колонии. Украинская власть приклеила ему ярлык «сепаратиста» и пыталась сгноить в тюремных подвалах. Как именно это произошло, Виталий рассказал специально для «Антифашиста».
- Все, конечно, прекрасно понимают за что именно вас посадили, но не лишним было бы напомнить абсурдность обвинений и срок, проведенный в застенках. Когда и где вас арестовали? Было ли это внезапно или же дело давно к этому шло?
- Мне вместе с моим коллегой Артемом Бузилой «шили», что мы, якобы, хотим создать Бессарабскую Народную Республику, отделив часть Одесской области от Украины – ст. 110 (покушение на территориальную целостность Украины). Кроме того, в ходе проводимого обыска мою девушку вывели на кухню, подбросив наркотические вещества (кокаин - прим. ред.) и потом «добавили» к обвинению еще и ст. 309 (хранение наркотических веществ без цели сбыта). Конечно, обвинение само по себе - верх абсурда. Например, почему лишь 1/3 области, а не всю целиком или вообще юг Украины?
Конечно, арест был связан с моей журналистской деятельностью, я возглавлял один из немногих оставшихся в Одессе оппозиционных сайтов («Инфоцентр»), а также был редактором сайта «Насправди». Эти ресурсы, категорически не поддерживавшие госпереворот и последующие тенденции развития Украины, были для власти как кость в горле, поэтому нас было решено «прикрыть». Кстати, в нашей группе была еще и журналистка Елена Глищинская, которую я до ареста вообще не знал (вместе с ней Виталия и освободили – прим. ред.). Для меня все это было неожиданно, равно как и для моих родных и тех, кто меня знает, не думалось, что угожу за решетку, тем более по откровенно надуманным обвинениям.
Что же касается наркотических веществ, то я их никогда не покупал и не употреблял. Экспертизы также показали отсутствие моих отпечатков пальцев или потожировых отделений на этих пакетах, повторюсь, их мне подбросили.
- Как происходил непосредственно процесс обвинения? Известно, что прокуроры и судьи намеренно затягивают время, не имея на руках ни достоверных доказательств вашей вины, ни свидетельств других, а те, что есть зачастую сфабрикованы или не имеют никакого отношения к вашему делу. Было ли ощущение, что судьи или обвинители стопорят процесс, не желая обвинять и очернять невинного человека, а всего лишь исполняют приказы нынешней власти и ждут-не дождутся ее свержения?
- Стратегия обвинения – максимальная затяжка досудебного и судебного следствия. Сроки судебного рассмотрения и вовсе не регламентированы, в УК Украины говорится, что нужно «руководствоваться здравым смыслом». В случае политических узников он подменяется политической целесообразностью. Цель таких действий – сломать человека психологически, с тем, чтобы заставить признаться в том, чего не совершал. Естественно, что судьи при рассмотрении политических дел находятся под громадным давлением со стороны властей и радикальных группировок, которые угрожают им расправой, уголовными делами в случае, если судьи проявят «лояльность» по отношению к тем, кто назначен «врагами народа». Поэтому рассчитывать на справедливый суд обвиняемым по политическим мотивам не приходится.
- Известно, что вам предложили сделку со следствием и вы согласились. При этом многие политзаключенные полностью отвергают подобную идею, не желая «прогибаться» под власть и довольно негативно относятся к тем, кто все же решил сотрудничать с органами. Прокомментируйте, пожалуйста.
- Да, предлагали и я пошел на нее, потому что не верил, что в украинском суде возможно реально доказать свою невиновность, поэтому мы с моими родными посовещались и решили, что проще отделаться минимальным сроком – мне дали 3 года ограничения свободы. Я согласился, что якобы хотел отделить Бессарабию от Украины (со ст. 110), отказавшись от того, что как-то причастен к ст. 309. В противном же - можно было судиться, но получить от 5 до 10 лет лишения свободы, на что мне прямо намекали некоторые сотрудники СБУ. Согласно принятому «Закону Савченко» день СИЗО считался за 2 дня лишения свободы, а в случае ограничения свободы - срок пребывания в застенках приравнивался к 4 дням. Это спустя некоторое время позволяло мне выйти на свободу.
В 2016 году, просидев по полтора – два года, с 2014, ряд политзаключенных Одесского СИЗО тоже соглашались на «угоду», получая либо условно, либо то, что отсидели. Считаю, что все мы люди, кто-то более психологически стойкий, кто-то менее. Нельзя осуждать тех, кто пошел на сделку, ибо нет ничего хуже сидения за решеткой, которое может длиться годами, тем более, когда процессы обмена совсем заморожены и надежды выбраться из тюремных объятий нет никаких.
- Какими методами следователи и другие сотрудники правоохранительных органов выбивали ваши признания?
- Неоднократно видел, как сокамерники показывали побои после первых допросов в СБУ. Рассказывали, что били довольно изощренно, не думая о последствиях. Особенно измывались над теми, кого подозревали в причастности к так называемым терактам – взрывам или покушениям.
Там безусловно применяется и физическое, и психологическое давление на подследственных по политическим делам. Меня эта участь миновала только потому, что во время ареста я выпал из окна и сломал руку. Думаю, они понимали, что, если меня избить, я потом могу и не встать.
- А как вы сломали руку? Украинские СМИ вовсю высмеивали эту ситуацию, рассказывая, что, увидев сотрудников СБУ, вы от страха выпрыгнули из окна и попытались сбежать.
- На самом деле, это получилось случайно. Я бы сказал – несчастный случай. А провластные СМИ раздули шумиху из ничего.
Под конвоем СБУ меня доставили в больницу, где оказали медицинскую помощь. Операция прошла успешно, однако мое самочувствие желало лучшего, я практически не вставал с кровати. Спустя неделю, несмотря на травму, СБУ потребовала от врачей дать заключение о моей готовности к участию в следственных действиях. После этого меня чуть ли не носилках отвезли в суд, где и определили меру пресечения – пребывание в СИЗО.
- Каким вам с первых дней показался тюремный быт? По рассказам многих, кому повезло освободиться из мест не столь отдаленных, многие заключенные напротив прислушиваются к политическим, прося их разъяснить тот или иной вопрос.
- Конечно, тюремный быт весьма своеобразен, со своими правилами («понятиями»). Ничего приятного или романтического в нем нет. Условия содержания в наших тюрьмах жуткие и нечеловеческие.
Самые ужасное – первая неделя и особенно 3 дня, когда держат в СБУ без доступа к адвокату.
Изначально меня определили в камеру в СИЗО, узкое помещение, где уже находились 7 человек. Прогулки – 1 час в день, когда я стал относительно хорошо себя чувствовать – то с радостью воспользовался возможностью хоть как-то сменить обстановку. Но на самом деле, ты никогда не забываешь, где находишься. Единственными отдушинами оставались книги и разговоры с такими же политическими узниками. Так как в камере не было телевизора, я был не в курсе, что именно происходило на свободе. Узнать новости можно было лишь посредством «сарафанного радио» или при отправке на суд. Свидания запрещали, за 7,5 месяцев мне удалось увидеть своих родных лишь дважды и то только после того, как я подписал «признание».
В 2015 году все надеялись на какие-то обмены, но так как их не происходило, многие пали духом. Я, в принципе, понимал, что Украина не пойдет на соглашения, поэтому не так сильно переживал по этому поводу.
После «сделки» со следствием, спустя несколько недель, меня отправили по этапу в Ровно. Там, конечно, условия содержания были намного лучше, чем в СИЗО. Нам разрешалось самим готовить, каждый день можно было ходить в баню. В СИЗО же баня нам светила в лучшем случае раз в неделю, зачастую даже этого не было. В Ровно я был единственным «политическим», остальной контингент – довольно своеобразен, у многих за плечами уже было несколько «ходок», поэтому порой общение давалось относительно непросто. Вообще, отношения с обычными уголовными элементами складывались обыденно в рамках этой системы, с кем-то складывалось более-менее нормальное общение, с кем-то – нет. Тюрьма – вне политики, поэтому «особого» отношения к нам со стороны обычных заключенных не было.
Мое освобождение – несказанное и внезапное чудо, которое трудно было даже себе представить.
- Что самое страшное?
- Самое худшее – когда едешь на судебно-следственные действия в автозаках, набитых под завязку или едешь в тюремном вагоне. Пространство узкое, битком набито людьми, сущий ужас. В переполненную транзитную камеру, которая предназначались для 22 человек, во Львове запихнули еще несколько. Спать приходилось по очереди.
- Были ли организации, которые пытались помочь?
- Да, безусловно, нам помогали волонтеры из «Фонда политзаключенных Одессы» Игоря Маркова, возглавляемого Надеждой Мельниченко, из организации «Голос Одессы», а также мои товарищи и коллеги, с которыми я работал. Могу сказать им огромное человеческое спасибо за то, что не забывают своих. К слову, до ареста я и сам передавал в СИЗО передачи, но не думалось, что придется оказаться «по ту сторону».
- Изменились ли ваши убеждения об украинских националистах и госпереворота после срока, проведенного в заключении? Как так получилось, что мы проиграли радикалам?
- Я до сих пор выступаю против государственного переворота, считаю, что его организаторы убили более-менее адекватную страну, которая, при всех ее минусах, была не самой плохой для жизни. Насаждение националистической идеологии на государственном уровне ни к чему хорошему не приведет, это я понимал четко, и позиция в этом отношении не поменялась. Что касается причин поражения тех, кто выступал против, то они разнообразны. Но ключевыми, на мой взгляд является трусость и предательство большинства политических элит и госаппарата, которые пошли на сговор с путчистами, а также неготовность стихийных лидеров и протестующих юго-востока к тому, что свои взгляды и видение страны придется отстаивать в том числе «силовым» методом. Нашим протестам была присуща стихийность и хаотичность, а националисты готовились к этим событиям давно и системно. В нужный момент при наличии поддержки Запада, переметнувшегося госаппарата, политических элит, занявших их сторону или не сопротивлявшихся, это позволило склонить чашу весов в их пользу.
Я уверен, что в скором времени мы перевернем чашу весов в нашу пользу и все политические заключенные выйдут на свободу. А их место займут те, кто непосредственно грабил и насиловал нашу страну.
