«Наши в Кабмине! Наши взяли Верховный Совет!...»
Раннее утро 27 февраля 2014 года. Фирменный поезд «Киев-Симферополь» подходит к джанкойскому перрону. Скоро крымская столица. Четверо пассажиров в купе просыпаются, молодой человек на верхней полке тянется за смартфоном. Парня просят посмотреть новостную ленту. Мол, что там, в Симфе? Он молчит и вдруг говорит голосом странным, взволнованно-звенящим: «Наши в Кабмине! Наши взяли Верховный Совет!»
Купе замирает. Уставились друг на друга, а в глазах немой вопрос. Кто наши? Какие наши?
Доехали в полном молчании. Сгоняю с платформы машину. Сумрачное крымское небо и лёгкий, удивительно тёплый дождь. Уже за вокзалом пью кофе. Бариста участливо: «Уважаемый, документы в порядке? А то на окружной броники стоят, смотрят».
Переспрашиваю, чьи броники. Мне отвечают: «Ты чё, с Луны свалился. Конечно, наши, русские».
...Это был конец моей личной киевской беды. Несколько лет жизни в матери городов русских, от которой реально тошнило. Предмайданный Киев — переполненный офисными хомяками, понаехавшими из Волыни, Бердичева и прочих Уманей. Хуторская быдлота, возомнившая себя европейцами. Вековечная мечта о халявных кружевных трусиках. Вспомните комедийный сериал начала двухтысячных «Леся плюс Рома». Типичное оно.
Ещё при Союзе киевские вузы вынужденно соблюдали региональную квоту приёма абитуриентов. Обязательно брали ребят отовсюду, в том числе с юго-востока. При незалежности система рухнула. Ну и накладно стало семьям из Донецка и Одессы, Днепропетровска и Харькова отправлять своих детей в дорогую столицу.
Тем более, отличное образование давали собственные университеты. Чего никак не скажешь о местечковом пространстве остальной Украины. Так вышло, что три десятилетия подряд западенское рогулье безраздельно заполоняло киевские аудитории.
Отучившись, они в абсолютном большинстве оставались в Киеве. На госслужбе, в бизнес-офисах, в министерствах и ведомствах. Шло время. Призыв пуштуна Мустафы Найема «берите зонтики, кофе, хорошее настроение и друзей» — упал на благодатную почву.
Но это случилось потом. А сначала душная, какая-то сальная атмосфера, заливавшая в принципе хороший город. Из которого очень хотелось уехать.
Друзья посоветовали, не торопись, поищи квартиру по округе. И случилось чудо. Я нашёл свою Украинку. Именно так, с ударением на «и» называется очаровательный посёлок рядом с Трипольской ТЭС.
Здесь в сосновом бору получали квартиры строители огромной электростанции. Выстроены целые кварталы для энергетиков. ИТРовцы, умная русскоговорящая публика. Если вдруг слышалась мова — точно, приехало село на базар.
Украинка стоит у слияния маленькой речки Стугны и могучего Днепра. Хорошие пляжи, несколько км красивой набережной. Прямо на набережной концертная площадка и Дворец культуры, где успели вырасти несколько поколений приличных людей. Музыка, книги, спорт, туризм. Десятки секций, кружков, клубов по интересам.
Не забыть, как летними воскресеньями с открытой площадки ДК пели дети. Как разливалось над Днепром: «Только небо, только ветер, только радость впереди...»
Дворец по праву считался настоящим сердцем Украинки. Майданная мразь нанесла удар прямо в сердце. Здешний народ до конца сопротивлялся нацистским идеям. Стирал со стен бандеровские лозунги. Отказывался размещать на постой западенских активистов.
Когда на днепровском льду кто-то выставил трёхметровый жёлто-голубой прапор, уже следующей ночью его сорвали и воткнули в прорубь. Так и торчала из полыньи замёрзшая, убогая тряпка.
Боевики целой колонной ворвались в притихший городок. Первым делом метнулись к знаменитому ДК. Разбили стёкла, забросали здание «коктейлями молотова». Страшно запылала библиотека. Корёжило в огне картины студии живописи. Пепел остался от зала хореографии.
Дворец культуры долго стоял с выгоревшими глазницами выбитых окон. Чёрный снег вокруг и запретная пластиковая лента, трепещущая на холодном ветру. Предельно ясное предупреждение непокорным.
Блокпосты «правосеков» разом перекрыли все окрестные дороги. Останавливали авто, заглядывали внутрь: «Дядьку, яка гарна тачка. Дайте грошей на цыгарки для майдана». Тяжёлое дыхание, гнилые зубы. А на обочине — ящики бутылок-зажигалок.
Понял, что наконец придётся прощаться с милой Украинкой. Самым тревожным был номер на новеньком белом внедорожнике. Номер крымский, которым я откровенно гордился. Однако под Черкассами упыри-бандерлоги уже разгромили колонну крымских автобусов.
Людей мучили, обливали бензином, зверски избивали. Кто пытался убежать, гнались с собаками. По словам председателя республиканского Госсовета Владимира Константинова, крымчан раздели прямо на морозе, заставляли есть осколки стёкол. Нескольких расстреляли в упор. Ещё десятки считаются без вести пропавшими.
Если подобный кошмар случился с целой колонной, что же сотворят с одной машиной? Риск запредельный. На счастье, пришла спасительная идея. Фирменный киевский поезд обычно комплектовался железнодорожными платформами для перевозки легковушек. Цена грабительская, хотя ехать самому обошлось бы дороже.
Шанс действительно оказался последним. И билет тоже. Причём в буквальном смысле слова — после 26 февраля 2014-го автомобильных платформ в Крым больше не отправляли.
На вокзал едва не опоздал. Бесконечные проверки, шлагбаумы из шин, перекрытая трасса у Конче-Заспы. Ворота погрузочной зоны закрыты. Пришлось отчаянно стучать, давать денег. Слава Богу, место на платформе ещё не заняли.
...Одиннадцать лет прошло. Простите за перефраз, но тихий и тёплый февральский дождь Симферополя до сих пор стучит в моём сердце. Стучит по броне БТРов русского спецназа. Значит, мы спаслись. Значит, будем жить.
