О чем договорились папа и патриарх
Возвращение патриарха Кирилла из Латинской Америки будет непростым. Несмотря на зачистку в Патриархии, успешно подать встречу с папой и консервативной, и прогрессивной части православной общественности будет очень трудно. На вершине своей карьеры Кирилл оказался уязвим для критики одновременно со всех сторон
Возвращение патриарха Кирилла из Латинской Америки будет непростым. Несмотря на зачистку в Патриархии, успешно подать встречу с папой и консервативной, и прогрессивной части православной общественности будет очень трудно. На вершине своей карьеры Кирилл оказался уязвим для критики одновременно со всех сторон
Встреча папы Франциска и патриарха Кирилла в Гаване 12 февраля 2016 года, безусловно, войдет в историю. Конечно, это не «встреча тысячелетия», как утверждали СМИ: взаимные анафемы между Католической и Православной церковью были сняты еще в 1964 году, когда папа Павел VI встретился с православным Константинопольским патриархом Афинагором – это и было первой встречей православного и католического предстоятелей после великого раскола 1054 года. За прошедшие с тех пор 50 лет римские понтифики, включая папу Франциска, регулярно виделись с православными патриархами.
И все-таки, хотя константинопольский патриарх считается «первым по чести» среди православных предстоятелей, очевидно, что Русская православная церковь – самая крупная по числу и верующих, и епископов. Для среднего западного человека слово «православие» сегодня ассоциируется в большей степени с Россией, чем с греческим миром, Балканами или Грузией. Даже если вынести за скобки политическую ситуацию, разговор патриарха и папы имеет огромное символическое значение, что и доказал интерес к этому событию во многих странах.
Ожидание
Во время трансляции этой встречи зрители впервые увидели патриарха Кирилла взволнованным, чтоб не сказать – нервничающим. Встреча была настолько эмоционально заряжена, что даже официальный протокольный сценарий не смог этого перекрыть. Для патриарха Кирилла это, несомненно, одно из главных событий в жизни, веха судьбы, возможно – вторая после избрания его патриархом и интронизации. И какими бы ни были политические мотивы и обстоятельства, которые привели его в эту точку, он, несомненно, переживал происходящее глубоко лично. Неслучайно он надел на себя панагию, принадлежавшую патриархам Алексию I и Пимену и вроде бы дошедшую до них еще от святителя Филарета Московского – не просто знак епископского достоинства, но своего рода святыню.
Учитель патриарха Кирилла, один из самых влиятельных церковных иерархов советского времени митрополит Никодим (Ротов) умер в 1978 году во время аудиенции у папы римского Иоанна Павла I. Буквально на руках у папы, которому пришлось читать над ним отходные молитвы. Эта смерть тогда всех ошеломила, особенно молодого епископа Кирилла, который был обязан покойному и своей стремительной церковной карьерой, и взглядами. При митрополите Никодиме отношения между Русской православной и Римской католической церковью стали такими тесными, как никогда прежде. Наверняка со своим ближайшим учеником митрополит Никодим обсуждал и перспективу встречи папы и патриарха. Почти четыре десятилетия понадобилось, чтобы ученик не просто оправдал, но и превзошел надежды своего учителя.
Будущий патриарх Кирилл много лет не только был председателем Отдела внешних церковных связей, где по долгу службы занимался православно-католическим диалогом, но и управлял самыми западными епархиями России – Смоленской и Калининградской, где католическое присутствие исторически ощущалось сильнее, чем в других регионах. В Смоленске митрополит Кирилл, как только в начале 90-х это стало возможным, открыл себе кузницу кадров – семинарию, в которой преподавали католические профессора, а семинаристы ездили в Европу. Проводя в разные годы разную церковную политику – то идя на сближение с Католической церковью, то отстраняясь от нее, обостряя конфликты, – митрополит, а затем патриарх Кирилл всегда держали католиков в уме.
Если для Алексия II центральной темой патриаршества было примирение двух частей своей жизни – эмиграции и подсоветской России, а в большую церковную историю он вошел 17 мая 2007 года, подписав Акт о каноническом общении с Русской православной церковью за границей, то для патриарха Кирилла таким историческим днем стала встреча в Гаване с папой Франциском и подписание совместной декларации – так развязался один из главных узлов его личной судьбы.
Ради этого патриарх, который последние 20 лет упорно доказывает безосновательность живучего ярлыка «экуменист», приклеенного к нему православными фундаменталистами, рискнул вызвать недовольство у значительной части своей паствы. Чтобы отмежеваться от обвинений в филокатоличестве, перешедших к нему по наследству от митрополита Никодима, митрополит Кирилл в свое время возглавил консервативную организацию Всемирный русский народный собор и вообще при каждом удобном случае заигрывал с правыми и фундаменталистами, доказывая, что он свой.
Встреча была важной и для папы Франциска, но, конечно, не настолько глубоко затронула его лично. Это первый понтифик после окончания холодной войны, который равнодушен к России и постсоветскому пространству. Иоанн Павел II мечтал приехать в Россию, любил русскую культуру, был вдохновлен падением советского режима. Бенедикт XVI, немец военного поколения, крупный богослов и ватиканский чиновник, участвовал в православно-католическом диалоге. Папы-европейцы были объединены с жителями постсоветского пространства общей историей, общими болевыми точками и взаимными обидами. Аргентинца папу Бергольо с Россией не связывало ничего, на его карте мира она находится глубоко на периферии. У него нет никаких амбиций в Восточной Европе, что, видимо, и позволило организовать встречу с патриархом и согласовать текст совместной декларации.
Документ
Казалось, что главным итогом встречи будет картинка: епископ Рима и епископ Москвы на общей фотографии. То есть сам факт встречи, ее визуальный образ будет важнее содержания, а заявленная повестка – защита христиан на Ближнем Востоке – лишь предлог. Но документ, подписанный двумя предстоятелями, стал событием.
Во-первых, сразу удивляет его объем: 30 довольно длинных тезисов. Это говорит о том, что декларация – не пустая формальность, что предполагается ее богословское развитие и дальнейшие расширения и толкования. Во-вторых, по тексту очень заметно, что его если не писали целиком в Ватикане, то во всяком случае сильно редактировали. И стилистически, и лексически, и по структуре он не похож на основной массив документов РПЦ, публиковавшихся в последние годы. Зато очень похож на документы, регулярно появляющиеся на официальном сайте Ватикана.
Это отметил и опальный протоиерей Всеволод Чаплин, который написал у себя в фейсбуке: «Рискну предположить, что «религиозные» формулировки готовила по преимуществу католическая сторона (узнаю пиетистский ватиканский язык, особенно в начале документа), а «общественные» – наша (хотя наверняка в Ватикане их сильно смягчили, убрав значительную часть конкретики)». На это обратила внимание и Ольга Седакова: «Как филолог, не могу не отметить, что язык, на котором написано Заявление, – не тот язык официальных документов, к которому мы привыкли: язык, полный советизмов и бюрократических оборотов, тяжелый и неясный в формулировках. Церковь здесь говорит на языке, происходящем из молитвы».
Разделение на «религиозные» и «общественные» формулировки, предложенное Чаплиным, очевидно. По содержанию речей, с которыми предстоятели обратились urbi et orbi после подписания декларации, тоже можно предположить, кому из них что казалось важнее. Папа Франциск говорил о «единстве» и «братстве», а патриарх – о мире и семейных ценностях. Позже, комментируя декларацию журналистам в Мехико, папа сказал: «Ее будут интерпретировать самыми разными способами… Но это не политический и не социальный текст, это пастырское заявление, даже когда речь идет о секуляризме и биомедицинских технологиях. Это пастырское заявление двух епископов, которые встретились как братья. Я был счастлив…».
Последствия
Какие будут следствия принятого документа? Вряд ли солидарные призывы к миру и преодолению конфликтов всерьез повлияют на ситуацию в Сирии или на Украине, хотя комментаторы от Патриархии уже утверждают, что их адресат – политические элиты стран – участниц конфликтов. Но декларация папы и патриарха существенно упростит жизнь тем, кто долгие годы на низовом уровне занимается совместными культурными и социальными проектами. Ведь контакты с различными католическими структурами давно развивают и православные вузы (например, Свято-Тихоновский университет участвует в академическом обмене с Германией и Италией, Общецерковная аспирантура и докторантура приглашает западных лекторов и так далее), и благотворительные организации (римская Община Святого Эгидия сотрудничает с отделами по церковной благотворительности разных епархий), и культурные центры (самый известный из них – «Покровские ворота» в Москве, открытый совместно католической организацией «Христианская Россия» и Синодальной богословской комиссией РПЦ).
Сотрудники этих организаций восприняли факт встречи предстоятелей и содержание декларации с радостью. Раньше все эти проекты ехали на желтый свет по принципу «что не запрещено, то разрешено», теперь им, весьма вероятно, дадут зеленый. Кроме того, вряд ли после повторенного столько раз слова «братья» православные архиереи смогут, как это случалось ранее, запрещать в служении священников, пустивших католиков молиться в свой храм (наиболее известная история, когда знаменитый иконописец архимандрит Зинон (Теодор) попал под запрет за то, что дал католическому священнику Романо Скальфи отслужить мессу в Мирожском монастыре).
Внутри РПЦ декларацию будут принимать с немалыми трудностями. Она оставляет слишком большое пространство для интерпретаций, практически не дает готовых ответов и однозначных директив, которые православная общественность привыкла получать от священноначалия. Слухи о предательстве православия, наступивших последних временах тиражируются на многих православных сайтах и в фундаменталистских блогах. Как на Украине часть духовенства не поминает на литургии патриарха Кирилла за его позицию в войне, так кое-где в российских храмах теперь звучат проповеди о патриархе, продавшемся католикам.
На самом крупном правом православном сайте «Русская народная линия» один из популярных в среде охранителей авторов, не маргинал, а кандидат богословия, доцент Института истории Санкт-Петербургского государственного университета, член Синодальной богослужебной комиссии диакон Владимир Василик жестко критикует декларацию за экуменизм и констатирует: «Я рассматриваю эту встречу как наше поражение. Бог ведает причины, по которым Святейший Патриарх Кирилл предпринял эту поездку».
Возвращение патриарха Кирилла из поездки по Латинской Америке может оказаться непростым. Теперь очевидно, что все действия патриарха в последние месяцы были заточены под эту встречу, включая декабрьскую кадровую зачистку Патриархии. Но подготовка оказалась недостаточной, если вообще возможно было правильно подать эту ситуацию в православной среде. Для крайних фундаменталистов сам факт встречи стал красной тряпкой и всколыхнул эсхатологические настроения; для более умеренных сторонников политического православия и поклонников Новороссии текст декларации по Украине и Сирии оказался слишком мягким и выглядит как уступка Западу, и, наоборот, та часть православной общественности, которая еще несколько лет назад с восторгом отнеслась бы к идее сближения с католицизмом, считает, что цена слишком высока и ради этой встречи Ватикан сдал позиции патриарху «русского мира». Патриарх Кирилл на вершине своей карьеры, несмотря на триумф в Гаване, оказался уязвим для критики одновременно со всех сторон.
Ксения Лученко
