11 февраля прошлого года в интервью нашему изданию лидер Коммунистической партии ДНР Борис Литвинов заявил, что, цитирую, «рано или поздно признают, другого пути нет». Речь шла о признании Россией независимости республик Донбасса — ДНР и ЛНР. Ровно через 10 дней, 21 февраля, это произошло — соответствующие указы подписал президент РФ Владимир Путин.
Что произошло в историческом масштабе, и как этому способствовала Компартия России? Почему за девять лет ДНР не оправдала своё название, так и не став народной, и можно ли сейчас это исправить? Зачем власти ДНР затягивали юридическую регистрацию Компартии? Какие настроения царят среди людей, живущих в новых регионах России (спойлер — «всё сложно»), и сколько лет понадобится для того, чтобы это исправить? Об этом и не только в первой части нашего большого интервью.
— Борис Алексеевич, наше предыдущее интервью вышло 11 февраля прошлого года, в нём вы сказали, что рано или поздно Россия признает республики Донбасса, другого пути нет. Буквально через 10 дней ваш прогноз исполнился. Что произошло в историческом масштабе, и как вы оцениваете роль КПРФ в этом, ведь именно ваша партия с самого начала противостояния в 2014 году настаивала на том, что ЛДНР необходимо признать?
— Это был, скорее, не прогноз, а чёткая убеждённость в том, что должно быть. Для меня, в историческом смысле, произошло то, что записано во всех партийных программах КПРФ, КПУ, КПДНР — мы все коммунисты, боремся за воссоединение братских народов в единое союзное государство. Этот шаг есть продвижение к нашей программной цели. Как будет называться это воссозданное государство — не столь важно, хотя коммунистам, конечно, приемлемее, чтобы это был Советский Союз, где «советский» — от слова «советы», органы власти, через которые народ управляет государством. Думаю, что по этому пути, воссоединения с Россией, рано или поздно пойдёт Абхазия, Южная Осетия, дойдёт очередь и до Приднестровья.
На одном из эфиров, в 2014 году — меня тогда часто приглашали в эфиры федеральных каналов — я сказал, что меняется архитектура мира, и этого не надо бояться. В истории человечества так часто бывало, одни государства распадались, другие создавались. Этого процесса не надо бояться, это ход истории и воля народов. Уже нет ни Потсдамских договорённостей, ни Ялтинского миропорядка, ни Хельсинского Акта. Это всё уже в прошлом, вся послевоенная архитектура мира развалилась. То, что произошло в 2014 году с нами, с Донбассом, должно стать примером для тех территорий бывшего СССР, которые «наелись» капитализма, которые поняли, что мир пошёл не той дорогой, мир зашёл в исторический тупик. Давайте создадим прецедент — Россия, Белоруссия, ДНР, ЛНР, Осетия, Абхазия и другие страны — скажем, что мы больше не признаём Беловежские соглашения. В 1996 году Госдума России ведь уже принимала решение о денонсации Беловежских соглашений, Ельцин только тогда не подписал это решение. Так вот, давайте денонсируем сейчас, признаем, что 32 года назад мы совершили ошибку, что на самом деле, как показал опыт, мы должны быть вместе. Все, кто понял это — объединяемся в одно государство. И то, что произошло наше признание, а потом присоединение к России — это первый шаг на этом пути. Исторически только так мы можем выжить.
Что касается роли КПРФ, то в самом вашем вопросе уже кроется ответ. Действительно, КПРФ с самого начала была вместе с Донбассом, с 2014 года. То ли 8, то ли 9 раз КПРФ на заседаниях Госдумы ставила вопрос о необходимости признания ДНР и ЛНР Россией. Казбек Тайсаев рассказал мне о том, что и вопрос о признании Абхазии и Южной Осетии КПРФ также ставила 8 раз, и он мне ещё тогда говорил, что «пока 8 раз не поставим, толка не будет». Так и вышло: восемь раз ставили, и вот на девятой сессии всё-таки проголосовали. Притом, что этот вопрос можно ставить только один раз на сессии. Поэтому роль коммунистов в этом вопросе очень высокая, и то, что КПРФ готовила законопроект, и то, что Тайсаев 22 февраля его вносил в Госдуму, говорит о принципиальной и настойчивой работе фракции КПРФ. Ведь далеко не все, даже из правящей фракции, были согласны с этим тогда. Я помню, Затулин начал возражать, мол, нужно подумать, нужно ещё всё взвесить... Но здравомыслие в итоге восторжествовало, и было принято это историческое решение.
У нас другого выхода не было: мы стояли на грани грандиозных военных сражений с украинским режимом, и это решение, может, на некоторое время опередило то, что Украина готовила наступление и на Донецк, и на Горловку. Потом это вылилось в специальную военную операцию, но первым шагом было признание. Одним словом, это состоялось, мы теперь вместе, и на нас накладывается большой груз перестройки всей нашей жизни. Мы жили по донецким законам, так как мы себе их представляли, теперь мы входим в законодательное поле России, и это во многом переворачивает нашу внутреннюю политику.
— Какие перемены нужны в республике? Главное, что вы можете выделить, что нуждается в срочном реформировании.
— Скорее, нам нужно даже не реформировать, а создать с нуля. У нас Донецкая Народная Республика, слово «народная», кстати, я включил, когда писал Декларацию о нашем суверенитете. Так вот, народной наша республика за 9 лет так и не стала. И теперь нам нужно проделать очень большую работу, чтобы дать почувствовать нашему народу, что это его республика. Необходимо как можно большее количество людей привлечь к управлению республикой — от улицы, посёлка, города и до парламента нашего. В течение девяти лет ничего этого не было, местное управление полностью отсутствовало — власть жила сама по себе, народ сам по себе. Да, внешние угрозы — укрофашизм, англосаксы, американцы, разруха и так далее — это одно, с этим надо бороться всем вместе. Но если люди будут понимать, что это их республика, в которой от них всё зависит, то и смысл борьбы проявляется более ясно, мотивация сражаться становится совсем иной. Это главное, и постепенно мы к этому идём — на горизонте у нас выборы. Да, пока ещё не полные, не во все советы они пройдут, но, тем не менее, это первый шаг в этом направлении.
Второе. Сейчас в России происходит пересмотр внутренней политики — и в экономике, и в социальной сфере, и в образовании, и в культуре, в политике, и других сферах. Все интересуются, в чём заключается идеология России, какая она. Но её нет, потому что так записано в Конституции, и всё больше людей понимает, что это неправильно, что так не должно быть, что надо что-то с этим делать. Мы на своём политическом и региональном уровне также должны давать ответы на эти вопросы, потому что сейчас мы находимся в эпицентре противостояния.
Думаю, будет немало работы, связанной с пониманием роли Донбасса в экономической модели России. Донбасс, его промышленность, изначально создавалась не сугубо для нашего небольшого региона, а для всей большой страны, для всей России, возможно, и для определённой части мира. И куда дальше нам развивать нашу промышленность в новых условиях? Мы — край тяжёлой промышленности, огромных, мирового уровня предприятий, куда их развивать с учётом санкций, того, что и в самой России многие предприятия не могут найти пока свою нишу. России нужно определиться, какую экономику она будет строить дальше, какой будет страна, и у нас тоже с этим вопросом нужна определённость в рамках республики. Имеет ли смысл восстанавливать огромные металлургические предприятия, откуда брать сырьё, куда сбывать продукцию? Это вопросы, которые требуют тщательного изучения, и пока я их обозначаю широкими мазками. Взять тот же Мариуполь — комбинат Ильича, «Азовсталь», «Азовмаш» — кому они теперь нужны, куда сбывать их продукцию? От понимания этого зависит, какой город строить, ведь почти все города Донбасса были построены под огромные предприятия. А как будет сейчас, чем теперь будет занято население? Чтобы ответить на эти вопросы, требуется, в том числе, и смена политической идеологии, и экономического подхода, необходимо государственное планирование. Без Госплана ничего не выйдет.
Но главное, я повторю, привлечь народ к управлению республикой — это вопрос номер один.
— Россия и Украина вступили в прямой конфликт. Какой вы видите судьбу Украины в свете этого?
— Все видят по-разному, у меня есть своё представление о должном. С моей точки зрения, государство Украина в сегодняшнем виде существовать не может.
— Почему? Можете обосновать?
— Да, могу. Попытки создавать различные государства на землях Украины (Окраины), Государство Украина в 1917 году, в годы фашистской оккупации, да и в 1991 году создавалось волей небольшой группы людей и всегда опиралось на поддержку извне. На иностранные войска, на иностранные деньги, на зарубежное оружие, на продажных украинских политиков, которые готовы ради личной выгоды жертвовать простым народом, населяющим эти земли. И как самостоятельная единица оно не существует, потому что его, Украинское государство, всегда кто-то хочет использовать — так было во все времена. Украина использовалась как плацдарм для атаки на Россию. Историки говорят, что современный отрыв Украины от России был задуман во времена Австро-Венгрии, в конце XIX века: оторвать Украину от России и создать на подчинённой украинской территории плацдарм против России. Это с одной стороны, и это то, почему её существование как самостоятельного государства невозможно.
С другой стороны, такая возможность есть. Советская практика показала, что Украина как республика может существовать только в союзе и дружбе с Россией. В этом союзе, наверное, какое-то национальное образование может быть — но только в союзе с Россией. И это возможно при советской модели существования как России, так и Украины. Если речь идёт о капиталистической модели, то рано или поздно Украину всё равно разорвут более мощные соседи, и она вынуждена будет примыкать к кому-то. Чаще бывало к тем, кто против России.
Если сейчас Украина останется как государство, она всегда будет использоваться как раздражитель для России, провокатор войн и нестабильности на её границах. Это зона постоянной войны. Возможно, имеет смысл создать несколько краёв на её территории — 4—5, и такая идея когда-то рассматривалась. Но если её оставить в нынешнем виде, это всегда отложенный конфликт, и с этим надо заканчивать. Моё мнение такое, но есть и другие мнения на этот счёт.
— С учётом сложившихся реалий, вы верите в то, что Украина перестанет существовать?
— Трудно совершенно определённо сказать. С одной стороны, хотелось бы, чтобы Украина оставалась экономически, социально и политически дружественной нам территорией. С другой стороны, это может быть нейтральная страна, но тогда там нужно однозначно менять политический режим. Сегодня таких сил, на которые можно поменять, там нет, во всяком случае, их не видно. Я думаю, что до конца этого года будет идти война на истощение, а после этого украинский народ, несмотря на 30-летнее промывание мозгов — я сейчас с этим сталкиваюсь, там страшно, что в головах творится — но я всё-таки верю в мудрость глубинного украинского народа, и я верю, что он поймёт, со временем, что с Россией нужно жить дружно. Надеюсь, что найдутся управленцы, которые смогут артикулировать эту идею, которые начнут втягиваться постепенно в российскую орбиту политическую и экономическую. Процесс будет долгим, лет 15, не меньше, пока не подрастёт новое поколение, которое не будет помнить всё то, что произошло в последние годы. Поймите, у Украины просто нет другого выхода, её и так на заклание отдал весь западный мир. Разум всё-таки должен победить, рано или поздно.
— Донбасс вошёл в состав России, ваша партия получила официальную регистрацию и стала представительницей парламентской партии в ДНР. Чем намерены заняться, как вести политическую борьбу, какие интересы отстаивать?
— Процесс юридического признания сильно запоздал, это нужно было делать ещё в 2014 году. Мы были зарегистрированы в 2014 году как Компартия ДНР, но только закон о политических партиях за девять лет так и не был принят, и мы были вне юридического поля республики, хотя всё равно работали, как могли.
После вхождения в состав России мы провели конференцию 4 декабря, создали региональное отделение КПРФ, но зарегистрировали нас только 3 марта. Местная власть тянула с регистрацией до последнего, и я понимаю, почему. На горизонте выборы, и чем раньше партия как юрлицо включится в процесс, тем больше можно будет сделать, тем выше её шансы. Отделение «Единой России», например, зарегистрировали сразу же, причём не у нас, не в ДНР. Между тем, закон России на этот счёт говорит, что региональные отделения партий регистрируются по месту нахождения органов таких партий, то есть в донецкой юрисдикции, в ДНР. Где регистрировали свидетельство региональному отделению «ЕР», я не знаю, им его привезли и торжественно под телекамеры вручили. Вероятно, это проявление «телефонного права».
Мы тоже начали процедуру регистрации в начале декабря, я три раза ездил в Ростов, там посмотрели документы, сказали, всё отлично, но всё равно регистрации в Донецке не было. Дважды после этого побывал в Москве, там тоже сказали, что всё хорошо, а регистрации местной всё нет и нет! «Единая Россия» уже работает вовсю, а мы бегаем за документом, потому что работу юридического содержания нельзя начать без регистрации. Наконец, в начале марта, нам выдали свидетельство. И вот (показывает — Л.Р.) смотрите, у нас номер нашего свидетельства о регистрации 001, то есть, мы — первые. У меня возникает вопрос, а что у регионального отделения «ЕР» написано тогда, если мы первые? И вот так они работали, а мы ждали документа... Но теперь документ получен, и мы тоже приступили к интенсивной работе.
В донецком офисе КПРФ
Местные выборы будут проходить в 20 из 30 административно-территориальных единицах, пока так видят власти. Чтобы запустить процесс участия в выборах, нам нужно пересоздать местные партийные организации, и это очень организационно трудоёмкий процесс. Мы два-три раза в неделю выезжаем на места, создаём структуры, нужно людей принять в партию, выбрать руководство, пригласить на собрание наблюдателей, местную власть, но без этого не получится выдвигать кандидатов в депутаты, формировать участковые избирательные комиссии. Это организационная работа, которая требует 24 часа 7 дней в неделю времени.
Мы прошли первичный этап выборного процесса — борьбу за назначение своего представителя в республиканскую избирательную комиссию. Трижды нам отказывали в назначении нашего человека в эту комиссию, хотя это наше законное право, чтобы наш представитель там был.
Мне пытались предложить трёх человек от власти, от разных органов: «Борис Алексеевич, возьмите нашего человека!». Зачем мне ваш, если у нас есть свой представитель от партии? В конце концов, продавили, наша взяла, наш человек вошёл в комиссию на 5 лет. Сейчас до 10 апреля мы должны представить наши кандидатуры в 20 территориальных комиссий, потом в участковые комиссии. Сейчас мы создали предвыборный штаб, он уже работает, но каждый день пополняется новыми людьми. Один из наиболее проблемных вопросов — это пресса и освещение нашей работы в СМИ. Мы пытаемся сейчас создавать своё агентство, которое будет заниматься этими вопросами, но чтобы привлечь хороших специалистов, нужны деньги, и мы сейчас как раз работаем вот над этими двумя темами — медиа и средства.
Что касается приёма в партию — он идёт, мы только неделю как создали различные страницы в соцсетях и уже люди звонят, спрашивают, как присоединиться. Очень много военных к нам идёт сейчас — и солдаты, и офицеры, интеллигенции немало. Предпринимательское сообщество вот на днях обратилось к нам, тоже хотят вместе с нами быть. В общем, организационная работа сейчас кипит.
— Что сейчас происходит в Запорожской и Херсонской областях в плане партийного строительства? Есть ли партактив там, если нет, как намерены привлекать активистов? Есть ли запрос у местного населения на коммунистическую идеологию?
— Да, на этих территориях созданы подразделения КПРФ, и я достаточно часто там бываю, особенно в Запорожской области. Они, как и мы, готовятся к выборам. Но им, конечно, работать гораздо сложнее, потому что население к России там относится пока ещё очень настороженно. Да и слово «коммунист» там почти что нецензурное.
Но, кстати, и у нас так же, на наших освобождённых территориях. Недавно мы создали организацию в Володарском — посёлок был освобождён весной прошлого года — так вот мне там люди рассказали, что половина, или даже большая половина школьников, приходя с занятий, садится за компьютер и слушает уроки, которые им передают онлайн с Украины. Ведут эти уроки украинские учителя, в том числе и те, которые сбежали от нас, и они им внушают, что «когда мы вернёмся, если вы не будете знать наши предметы, в вузы украинские не поступите». И если физику, математику они проходят в наших школах, то общественные, гуманитарные науки, которые формируют сознание, изучают там. Вот такая вот проблема. Но в Запорожской и Херсонской области эта проблема стоит ещё более остро. Мозги, промываемые в течение 30 лет, очень сильно дают о себе знать. И вот почему я говорил о том, что понадобится не менее 15 лет, прежде чем взгляды изменятся, потому что мы должны вырастить хотя бы одно поколение, в том числе и новых учителей, которые будут мыслить иначе, чем те, кто работают в школах сейчас.
— В чём выражается протест этих людей? Это тихий бойкот или, возможно, какие-то публичные выступления, которые просто не попадают в СМИ?
— В основном, тихий бойкот. Я был на встрече с главой Запорожской администрации, и он рассказывал, что значительная часть учителей просто не ходит на работу, особенно, это касается учителей начальных классов. Они получают деньги, зарплату на Украине, им её переводят на карты, они их там обналичивают, при этом они общаются с детьми, и промывают им мозги, рассказывая о скором возврате Украины. То есть, такая тихая подпольная работа, почти незаметная, но направленная прямо против нашей власти.
Я думаю, тут два обстоятельства — первое, это всё-таки, 30-летнее промывание мозгов, о великой украинской нации, о её роли в мировой истории. Теперь это их убеждения, это идёт изнутри них, то есть, это не что-то поверхностное, что можно легко вычистить, нет, это сидит глубоко. Нам надо вместе с Россией совместной положительной практикой показывать и доказывать, что всё то, что им говорили, неправда, что мы совершенно другие и у нас другая, нормальная, положительная жизнь — жизнь для людей. Мы несём им благополучие и добро, и нужен пример этого. С другой стороны, это страх. Потому что они опасаются, что если открыто встанут на нашу сторону, начнут сотрудничать, то придут какие-нибудь «степные братья», начнут уничтожать, показательно убивать, устраивать диверсии. К сожалению, они видят, что это не пустые угрозы. Конечно, отступление из Киевской области, из Харьковской, из Херсона сыграло очень плохую службу, потому что люди опасаются, что и с ними могут расправиться в случае чего так же, как с теми, кто сотрудничал и остался в том же Купянске, например, или Херсоне после нашего ухода. Вот это основные причины, которые заставляют их вести себя так, как они ведут.
Вторая часть нашего интервью здесь