Почему командование ДНР пыталось запретить доступ СМИ на передовой

Недавно военный корреспондент Александр Сладков, находящийся в Донецке, опубликовал свои размышления о судьбе ЛДНР, в которых упомянул тот факт, что на отдельных участках фронта бойцам Народной милиции запрещают отвечать на огонь ВСУ и даже применяют различные санкции против «провинившихся».

В ответ командование ДНР незамедлительно приняло решение запретить Сладкову доступ на линию разграничения. Идея показалась настолько годной, что люди в погонах решили не останавливаться на достигнутом и запретить работу на передовой всем журналистам. Для этого сначала 11 ноября сфабриковали информацию об обстреле съемочной группы ВГТРК «Россия 24», которую канал незамедлительно опроверг. А уже 13 ноября заявили, что армия ДНР объявляется закрытой для прессы.

Такое решение вызвало возмущение у журналистской братии. Свое недовольство по поводу откровенно глупого решения высказали известные военкоры Коц, Стешин, Поддубный и т. д. Их возмущение поддержали представители крупных СМИ, так что уже 14 ноября командование ДНР отменило свое решение и возобновило допуск прессы на линию разграничения. 

Что тут хотелось бы сказать. Желание закрыть фронт для представителей СМИ появляется где-то в недрах 1 армейского корпуса ДНР регулярно. Даже чаще, чем неудержимое желание объявить о скором наступлении противника на Мариупольском направлении. В декабре 2014 года это желание стало настолько нестерпимым, что командование расформировало отдел военных корреспондентов, исправно поставлявший видео из самых горячих точек ДНР. Сотрудники данной структуры работали и воевали вместе с бойцами на передовой неделями, дружили с командирами, обладали огромными связями среди бойцов. Их видео порой набирали миллионы просмотров, а 100-200 тысяч считались делом обыденным. Тем не менее, отдел военкоров был уничтожен; вместо него на передовой стали работать «профессионалы» армейского пресс-центра.

Желание военных приструнить конкурентов и ограничить журналистам доступ к передовой, вполне понятен.

Во-первых, журналисты действительно время от времени умудряются снять и показать то, что показывать совсем не нужно. Они имеют склонность без спроса лезть, куда не просят и порой там погибать. Помнится, как-то в сентябре 2014 два отважных военкора без приглашения явились на «девятку» - в  штаб покойного Гиви. Их поймали, и до выяснения приковали наручниками к какому-то дереву. В этот момент начался обстрел из РСЗО «Град», который журналистам пришлось пережидать под этим самым деревом. Полученный опыт навсегда отучил их от манеры самовольно являться в зону боевых действий, но последствия могли бы быть фатальными. 

В принципе, военное руководство мало волнует тот факт, что журналисты на передовой рискуют жизнью не просто так, по прихоти своей, а занимаясь весьма и весьма важными вещами. В 2014 году именно благодаря выпуклым, эмоциональным репортажам военных корреспондентов (за которые немалое их число заплатило жизнью) на Донбасс потянулись добровольцы из самых отдаленных уголков России и зарубежья. Пошли в Луганск и Донецк караваны с гуманитарной помощью для гражданских и экипировкой для ополчения. Все это происходит и в данный момент – давно бы уже забыл обыватель про эту непонятную войну и далеких жителей республик, может быть даже поверил бы россказням украинских пропагандистов, если бы время от времени не будоражили кровь душераздирающие кадры о преступлениях ВСУ.

Один удачно снятый репортаж вызывает куда больше эмпатии, чем пять лет Эдуарда Басурина и его клонов, монотонно сообщающих про «133 выстрела из БМП и 24 из РПГ. За прошедшие годы пресс-центр корпуса так и не научился снимать что-то достаточно профессиональное, чтобы это вызывало желание схватить автомат и отправиться стрелять фашистов или пойти собирать помощь для детей Новороссии.     

Еще один неприятный для военных фактор – наплевательское отношение журналистов к «потемкинские деревням», правилам, навязываемым командованием и прочей мишуре. Военные любят привезти журналистов в безопасный и специально подготовленный окоп в котором хорошо выбритый, одетый в купленный для этих целей «ратник», специально обученный солдат расскажет все по заранее подготовленной методичке, а две поварихи изобразят местное население, чтобы было совсем уж достоверно. 

Вместо этого окаянные журналисты снимают неподготовленных и морально разложившихся бойцов с передовой, которые и начальство могут по матушке послать, и про Минск нехорошо отозваться. В общем, не комильфо – как это и произошло с военкором Сладковым. 

Поэтому командованию выгодно было бы объявив о формальном запрете на посещение передовой, затем предоставлять допуск выборочно, в соответствии со своими предпочтениями и бонусами, получаемыми от различных редакций. 

Эти бонусы также имеют немаловажное значение, потому что речь идет о деньгах и разных приятных подарках. Хорошее видео с передовой центральные каналы покупают с дорогой душой. В 2014 году приходилось сталкиваться с ситуацией, когда за видео, скачанное с трофейного мобильного, заплатили более 3 тыс. долларов. Кроме того, доступ журналистов в какие-то интересные места или к интересным персоналиям также чреват если и не деньгами, то хотя бы подарками; часто журналисты везут богатую помощь подразделениям, в зоне ответственности которых они планируют работать. 

Ввести мораторий на посещение передовой – значит, фактически, монополизировать не только доступ журналистов к местам и «телам», но и усесться прямиком на стабильный поток поставки контента для российских и иностранных СМИ. 

Поэтому, ограничения вводили, и будут вводить, просто потому, что это военным выгодно. И дело тут, разумеется, отнюдь не во внезапных откровениях Александра Сладкова – в сети звучат вещи куда более крамольные.