С большой буквы «Ж» от слова «жизнь»
Как-то совсем недавно мы с моим другом и коллегой, журналистом Алексеем Панкиным решили побаловаться пивком. По старой памяти. В «Жигулях». Да-да, в тех самых на Новом Арбате, бывшем Калининском. И ничего удивительного.
Если хочешь ностальгически пофилософствовать — в Москве трудно найти лучше «Жигулей», реконструированного-переконструированного, уже переделанного в некое подобие русского фастфуда легендарного пивбара. Ничего в нём не осталось от советского времени, кроме названия. Но когда подали раков...
А вокруг и запах пива! И деревянные столы с привинченными лавками (от греха подальше). И говорок, отовсюду то журчащий умиротворённым воркованием полного и вечного согласия, то взрывающийся желанием собеседника доказать свою правоту именно здесь и раз и навсегда! И незнакомые люди, которые вдруг стали роднее и ближе! Вот они — память и дух!
И я спросил Алексея: «А что тебе дал твой отец?» И он ответил: «Я же сижу здесь». Просто и исчерпывающе. И больше ничего не надо, никаких — «от него у меня всё!». Это и так понятно: только дурное яблоко норовит укатиться далеко, если яблоня приличная. У Алексея же корни — просто супер. Отец и мать — его обитель. И большая, и малая. И он, нежно заботясь о родителях, этим гордится.
А отца зовут Борис Дмитриевич Панкин. Он — последний министр иностранных дел СССР в трагическом для той нашей страны 1991 году. И неважно, что Верховный Совет СССР не утвердил соответствующий указ президента Михаила Горбачёва. Борис Панкин был последним. И министром, и иностранных дел. Потому что сменивший его 18 ноября 1991 года Эдуард Шеварднадзе стал уже «министром внешних СНОШЕНИЙ (выделено мною — авт.) СССР». Это вольно или невольно и стало символом — страну нашу, извините, сношали все, кому ни лень, и по-всякому. В прямом и переносном смысле. И к концу года таки кончили. Но уже без Панкина...
... Ещё до изгнания меня с Украины сын Алексей подарил мне переизданную в 2016 году книгу отца «Пресловутая эпоха в лицах, масках, событиях и казусах». Я её проглотил с превеликим удовольствием и наслаждаясь. Ещё и потому, что в активной политической журналистике я с осени 1988-го и, читая книгу, как будто ещё раз прошёлся по той части нашей общей истории, которую наблюдал лично.
И с Борисом Дмитриевичем я знаком только заочно, интернетно — он поддержал меня в моих гонениях. Но не поэтому я полностью согласен с бывшим директором издательства «Художественная литература» Георгием Пряхиным, который как-то написал о нём: «В его характере и судьбе (здесь тот случай, когда именно характер во многом определил судьбу, а не наоборот) есть некое романтически-авантюрное, преобразовательское начало, присущее мужчинам, с которыми охотно ходит под венец самая ветреная дама — Эпоха. И ходит неоднократно.
У таких — кровообмен со временем».
«Пресловутая эпоха...» — это мемуары, и потому Панкина в ней, естественно, много. Но ни капельки не больше, чем нужно. Рассказчик в книге — только часть исторического, политического, гуманитарного, если хотите, человеческого фона, на котором и строится общение героев. И Борис Панкин там не просто герой, наблюдатель или оценщик. Нет, он — соучастник всего происходившего со страной. И, на мой непросвещённый взгляд, отличие его от других мемуаристов в том, что не он обзирает (слово-то какое рискованное, согласитесь) эпоху с высоты своего положения, а эпоха смотрит на нас сквозь призму его восприятия и его отношений с современниками.
А они у него были — о-го-го! Константин Симонов и Фёдор Абрамов, Александр Твардовский и Юрий Трифонов, Чингиз Айтматов и... Да что там говорить — Михаил Горбачёв и Борис Ельцин! Но ещё он с Юрием Гагариным выпивал по маленькой и играл с ним в футбол. А когда Панкин возглавил в 1973 году только-только созданное Всесоюзное агентство по авторским правам (ВААП), то к нему на поклон ходили вообще все «великие», кто хотел застолбить за собой копеечку. И тот же вышеупомянутый Пряхин замечал: «После его назначения главный редактор „Литературной газеты” Александр Чаковский сказал: „Белинского назначили Бенкендорфом. Посмотрим, что из этого выйдет”. Вышло неплохо: ВААП действительно помог многим достойным писателям обрести достойную, не обворованную жизнь».
Вообще-то, если говорят, что плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, то Борис Панкин — генерал дважды. О себе он как-то заметил сам: «Я ведь, собственно, хотя я трижды посол и министр иностранных дел, но когда меня спрашивают: „Какое у вас хобби?”, я говорю: „Дипломатия — моё хобби”, моя профессия это литература и журналистика». И он жил и писал о жизни — фиксировал фрагменты, из которых и складывалась мозаика жизни. Какой была, такой и складывалась. Вместе с его судьбой. И в журналистике он достиг всего — был главным редактором «Комсомольской правды» в 1965—1973 годах. И в дипломатии, послужив послом, дослужился до главы МИД, о чём мечтает каждый дипломат, и кадровый, и некадровый.
И причины его, если хотите, кадровой непотопляемости кроются в том, что он всегда ориентировался на умных людей, которые, несомненно, были и в той советской действительности. И которые понимали, что её нужно очень сильно обновлять и корректировать, но у самих у них духу не хватало, и они пускали в пролом и напролом тех, кто отваживался. А потом по мере сил и возможностей защищали их, доказывая более костным товарищам, что содеянное — на пользу всем. И стране, и им самим.
Так было когда Панкин-редактор в «Комсомолке» писал свои и ставил чужие рискованные статьи, за которые получал персональные выговоры от ЦК и ВЛКСМ и КПСС и даже от Комиссии партийного контроля (КПК), после чего человека вообще могли «аннигилировать» напрочь. И тогда, когда во главе ВААП оставил известному драматургу Михаилу Рощину его американский гонорар, чтобы тот мог именно в США сделать себе операцию на сердце, каких в СССР тогда не делали. И в 1991 году, когда он единственным из послов СССР в других странах не признал ГКЧП и осудил его создание. Во всех этих случаях на самом пресловутом «верху» находились люди, которые ценили его умение предпринимать нестандартные шаги и потом, как тогда любили говорить с особым придыханием, «держать удар».
А Панкин удар держал, потому что он, по его же словам, любит жизнь, всегда был в ней неравнодушным и всегда — лично сочувствующим. По всему спектру человеческих чувств — о ненависти и презрения до радости за чужие успехи и простой человеческой жалости к страдающим и обиженным. А это не скроешь, это всегда дорогого стоит. Сам же он своё отношение к прошедшей эпохе и себе в ней как-то оценил тоже стихами — Николая Глазкова:
Лез всю жизнь в богатыри да в гении,
Небывалые стихи творя.
Я без бочки Диогена диогеннее:
Сам себя нашёл без фонаря.
Знаю: души всех людей в ушибах,
Не хватает хлеба и вина.
Даже я отрёкся от ошибок —
Вот какие нынче времена.
Знаю я, что ничего нет должного...
Что стихи? В стихах одни слова.
Мне бы кисть великого художника:
Карточки тогда бы рисовал.
Я на мир взираю из-под столика,
Век двадцатый — век необычайный.
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней!
Сейчас 89-летний Борис Панкин работает собкором «Российской газеты» в Швеции. Там и живёт. Пишет статьи и книги. И не только мемуары. Книг у него несколько, и главные среди них — «Строгая литература», «Сто оборванных дней», «Четыре Я Константина Симонова», «Шведский дом и его обитатели», «Та самая эпоха», «Пылинки времени» и т.д. Но сам он не делит своё творчество на главное и неглавное. Он просто работает, и всё. И очень хочет помочь своей стране и её людям. Но нужно ли им это? «Получилось так, что в Лондоне была создана ситуация, в которой было невозможно работать. Не только сотрудники бывшего КГБ, но и МИД приложили к этому руку. Возвращаться к этим людям в Россию мне было неприятно», — рассказал он как-то о причинах своего шведского «затворничества» с 1993 года.
А я потому-то и вспомнил о Борисе Панкине, что мы идём к 30-ой годовщине того самого ГКЧП, который стал для него звёздным часом, а для страны — точкой невозврата, за которой уже торжествовали разрушители. Той их победой, о которой поэт Наум Коржавин сказал: «Но их бедой была победа — за ней открылась пустота».
И многие записали и Панкина в «предатели СССР». Но он им не был. Он, как всегда, хотел очистить его от замшелой скверны и придать новый импульс развития. Как и говорил тогда Горбачёв. Но Горбачёв лишь говорил, многое мог, но ничего не делал, а Панкин ему верил и молча делал, что мог, но не мог он практически ничего. Труд потому и Сизифов, что очень трудно остановить камень, катящийся в пропасть.
А потом ещё и восторжествовал Ельцин, то, чего могло бы и не быть, если бы верующие в свою страну объединились, но что стало закономерным во время всеобщего развала, подмены понятий и сплошного обмана. Сам Панкин о том времени позже написал, многое переосмыслив после прожитого: «В августе 1991 года я, собственно, выступил в защиту как раз конституционного порядка, против которого восстал ГКЧП, в защиту демократии, свободы. И для меня тут первой фигурой был Горбачёв и, конечно же, Ельцин, который возглавил сопротивление путчистам. И я во многих выступлениях говорил: конечно, не будь Ельцина, неизвестно, как бы ещё сложились события. Но затем, победив, он повторил, к сожалению, всё, в том числе и те ошибки, за которые критиковал Горбачёва. Не только повторил, но и усугубил. Хотя Горбачёв шёл первым».
А ещё Борис Панкин, как по мне очень точно охарактеризовал всё, что происходило при Ельцине и, увы, продолжается до сих пор: «Он борьбу за демократию подменил борьбой за так называемую независимость. И когда он добился своего, он забыл, что надо бороться за демократию. И в результате всё это, в конечном счёте, отыгрывается на миллионах и миллионах нормальных бывших советских, теперь СНГэвских людей». Эх, не один Борис Николаевич и не только в России забыли о демократии, которую нельзя было менять на независимость, а потом и вообще подменять разными другими симулякрами и фетишами, типа «государственническими», а потому представляемыми, как неотложные и первоочерёдные для воплощения, иначе всё рухнет. Обман всё это, от лукавого и подлого.
Но именно он во многом возобладал почти на всём постсоветском пространстве. Именно он погубил сегодня Украину, подбирается в Белоруссии, колобродит в России. С «диссидентами постсоветской эпохи», «ультрапослушанием», «крысиной гонкой за деньгами», «холуяжем» — общей точной характеристикой общения властей с обслуживающей её частью сервильной интеллигенции и журналистики. Это — тоже из последних определений Бориса Панкина. Вот потому-то и стоит читать мемуары. И его, и таких, как он, умных и неравнодушных. Они — и сами памятник эпохе, и кладезь памяти, без учёта которой сложно идти в будущее, если не знаешь, что делать. Но идут. Плоховато, но идут. И именно плоховато, а не хорошо или плохо. Никак и никуда. Бег на месте как заменитель бега по кругу. Или наоборот.
... Но жизнь продолжается. У Бориса Панкина с большой буквы «Ж», несмотря ни на что. За это мы с его сыном Алексеем и выпили. И не надо завидовать...
