Ангел-спаситель — позывной «Кубань». Интервью с военным фельдшером
«До войны я, медик со стажем, думала, что меня ничего не удивит и не испугает. Но сколько я здесь увидела! Конечности, висящие на остатках мышц. Обугленные тела танкистов, без единого пятнышка чистой кожи. Тела без голов, без конечностей. Никогда не могла смириться: человек ходил, мечтал, жил. И теперь всё. Никогда не улыбнётся, не влюбится, не увидит весну. Это такое страшное слово: никогда».
«Знаете, я скажу страшную правду. Многие уходящие в бой предчувствуют свою гибель. Некоторые бойцы просят, совершенно неожиданно, поговорить с ними. Попить кофе. Начинаю бояться, когда меня настойчиво и неожиданно приглашают попить кофе. Это как прощальный ритуал какой-то получается. Боец вроде бы такой же, как всегда, но я начинаю задыхаться — чувствую, случится беда. И обречённый на гибель как будто чувствует. Становятся иными взгляд, речь, лицо. Трудно объяснить ощущение, когда смерть витает рядом. Страшно? Да, не скрою. Но уйти не смогу — я могу кого-то спасти. Да и сроднились мы уже с ребятами. Они для меня — как братья в большой семье».
Мария, невысокая, сероглазая шатенка, позывной Кубань, работает военным фельдшером на передовой донецкого фронта с 2014 года. В 2020 году, после нескольких контузий и ранений, она уехала в Россию — лечиться и восстанавливать силы. С началом спецоперации Маша вернулась и единственное, о чём жалеет — что не попала в своё подразделение, бойцы которого за эти годы или погибли, или были тяжело ранены.
«В моём батальоне сейчас уже воюет второй состав, из старого почти никого не осталось», — Мария берёт вторую сигарету, забыв про первую, дымящуюся рядом с чашкой кофе, и тяжело вздыхает. За окном грохочет артиллерия, густой туман ест верхушки домов, фонари тускло освещают пустынную донецкую улицу. Короткий «увал», а в шесть утра Мария должна быть на месте — в медчасти донецкой бригады. Работающих в зоне боевых действий называют «медики переднего края».
— Какие самые тяжёлые случаи из своей практики ты не можешь забыть?
— Какой бы ни был тяжёлый случай, я совершенно уверена, что у людей есть свой ангел-хранитель. В этом я убеждалась неоднократно и на конкретных примерах. Не потому, что поговорка утверждает, «на войне нет атеистов», а потому, что некоторые случаи спасения действительно уникальны с медицинской точки зрения и больше попадают под определение «случилось чудо». Был бой под Красным Партизаном, и там мы вытащили очень тяжёлого раненого: пробиты лёгкие, сердце по касательной и обе верхние конечности. Но вопреки тяжелейшим ранениям и большой кровопотери мальчишка выжил. Он и сейчас воюет, но уже не в пехоте — стал артиллеристом.
Был ещё тяжелораненый — запомнила его смешной позывной Хохол, подорвался на противопехотной мине. Разорван кишечник, раздроблена нижняя челюсть, потом хирурги её собирали по кусочкам, ранение в конечности, множественные осколочные. Так вот, парень без помощи ангела-хранителя просто не смог бы выкарабкаться с такими повреждениями, ему был бы конец.
Ещё помню историю бойца с огнестрельным ранением в голову — осколки кости проникли в мозг. Хорошо, что у меня были все необходимые препараты, наколола его. Давление смогли поддерживать в норме до самой больницы. Он даже в кому не впал — ни по дороге, ни после операции. Тоже выжил. А бывает и наоборот. Кажется, ничто не предвещает, обработали раны, вовремя доставили в операционную, операция проходит без эксцессов. А потом звонят нам — парень ушёл, сердце не выдержало...
Наша задача — оказание доврачебной помощи, сюда входит, например, правильное наложение жгута, асептической повязки, фиксирующей повязки, вколоть обезболивающее, оценить степень тяжести ранений. Дежурим в санитарном эвакопункте, ждём команды. Когда что-то случается, спешим на помощь. Надо быстро принимать решения, от которых зависит чья-то жизнь, не поддаваться панике, даже если вокруг рвутся снаряды. Легкораненым делаем перевязки на месте. Но в последнее время, к сожалению, работы очень много: и пулевые, и минно-осколочные, и ожоги. Недавно танкиста спасали, получил сильные ожоги. У парня лицо было обожжено до такой степени, что волосы оплавились, нос, уши — всё обгорело до мяса. Вены найти не удавалось, так как руки тоже сильно пострадали, мы ему ставили подключичный катетер. Сильнейшая боль у человека, в любой момент могли его потерять из-за болевого шока.
Другой важный момент — это необходимость как можно быстрее доставить раненого в больницу к специалистам. За время войны я поняла, что у нас очень хорошие врачи — и в Горловке, и в Донецке — в больнице Калинина и Вишневского, травматологии. Доктора, которые остались в обстреливаемых городах, в основном оказались настоящими людьми, всегда работали самоотверженно и профессионально.
— Почему с ранеными при транспортировке в больницу надо разговаривать?
— Болевой порог у людей разный, чтобы раненый не потерял сознание и отвлёкся, надо с ним разговаривать — на любую тему, только бы не ушёл в себя и сохранил ясность сознания. Шоковое состояние очень опасно, нарушаются дыхание и сердечная деятельность. Поэтому контроль состояния раненого очень важен. Ещё одна опасность — потеря крови: при сильном артериальном кровотечении человек может истечь кровью за 10—15 минут. К нам доставляют бойцов с ампутациями, которые подорвались на противопехотных минах, это и сапёры, и штурмовики, Наши бойцы — молодцы, не ноют, терпят, хотя большинство из них — совсем мальчишки. А едва начнут выздоравливать — сразу рвутся в бой. На фронте обостряется не только чувство самосохранения, но и чувство боевого товарищества. Это спасало очень многих ребят, которых не бросали, а выносили на себе, под обстрелами, рискуя, а часто и жертвуя своей жизнью. У нас нет бойцов, которые отсиживаются или бегут с передовой. У совсем молодых парней — уже не одно ранение. Очень много ребят с контузией, почти все, кто был на передовой, имеют баротравмы.
— Когда ударил «град» и снаряды легли рядом с укрытием, я несколько часов после этого ничего не слышала, все реакции и ощущения были, как будто нахожусь в вязком ватном коконе, а у других при таком взрыве из ушей шла кровь.
— Вот это и называется баротравма.
— Гибли раненые у тебя на руках?
— Были смертельные ранения. Очень тяжело. И у всех остаются семьи — родители, дети, жёны. Ещё рвётся сердце от несправедливости, что нет достаточной помощи от государства раненым, ополченцам первой волны и бойцам, воевавшим до начала спецоперации, оставшимся беспомощными инвалидами.
— А достаточно ли лекарств и препаратов?
— В последнее время ситуация со снабжением и наличием лекарств несколько улучшилась. А ещё мы очень благодарны волонтёрам, которые много раз выручали нас и продолжают помогать в трудных ситуациях.
Многие неравнодушные люди и с Урала, и из Поволжья, и из Москвы, занимаются сборами и отправкой на фронт аптечек, жгутов, лекарств, перевязочного материала. Но есть проблемы с транспортом для эвакуации раненых. Не хватает машин критически. Вывезти под прикрытием брони не всегда удаётся, а в военной медицине есть такое понятие, как «золотой час» для оказания помощи раненым на поле боя.
Если в течение первого часа после ранения будет оказана правильная и полноценная медицинская помощь, это спасёт жизни и здоровье солдат. Если боец доставляется в больницу в течение первого часа после ранения, то его шансы на жизнь выше, а риск осложнений — меньше. Это время и считается «золотым часом», который начинается с момента получения травмы. Быстрее происходило бы выздоровление, поскольку в больших больницах есть и специальное оборудование, и врачи всех профилей. Но в реальности всё гораздо сложнее. Не всегда раненого получается оперативно вынести с позиций, если они удалённые или полностью простреливаются.
Смириться, что можно было помочь, а человек погибает, потому что машина или повреждена, или сильно опоздала, невозможно. Война и обстрелы не закончились, подобные ситуации с транспортировкой есть и будут, значит, надо решать вопрос, чтобы реанимобилей хватало для перевозки раненых.
— Ты приехала в Донбасс в числе первых добровольцев, спасала бойцов в самое тяжёлое время. Как попала на войну, и каким был твой мотив?
— Родом я с Кубани, работала фельдшером, а в Донецкой области жили мои племянницы, часто приезжала к ним, поэтому Донбасс мне чужим не был. Сейчас семья одной из них остаётся жить в зоне украинской оккупации, и я стараюсь нигде не светиться на видео или в интервью, чтобы у них не было неприятностей с украинскими спецслужбами и репрессиями. Когда в 2014 году начались бои, мы с друзьями собрали гуманитарную помощь и на свой страх и риск повезли её через границу.
Проезжали через Шахтёрск, тогда этот город украинцы сильно обстреливали. Нам позвонили с блокпоста ополчения, который мы проезжали и с бойцами тогда познакомились. Этот блокпост был накрыт снарядами, и там были раненые. Мы выехали, чтобы помочь и отвезти ребят в больницу, потому что «скорые» не могли попасть в тот район. По дороге увидели дом, куда попал снаряд. Мама прикрыла собой ребёнка — и сразу погибла. Я не ожидала, что война будет такой страшной. Для меня тот случай стал поворотным. Потом поговорили с медиками местной больницы. Обстрелы шли круглосуточно, раненых было очень много, доктора стоя засыпали от усталости, медперсонала не хватало, поэтому вопросы: идти — не идти, страшно — не страшно, я перед собой даже не ставила. Знала точно: своих бросать нельзя. И всё, чему я была свидетель потом, только укрепили меня в моём решении.
Восхищает мужество и героизм наших людей. Наш водитель подъезжал прямо к полям, где шли бои, и вывозил раненых ребят. Наш второй фельдшер тоже сам вытаскивал раненых из-под обстрелов, не боялся ездить в самые опасные места. Причём, он возрастной, ему за пятьдесят. Он долгое время проработал на «скорой», очень мудрый и опытный. У нас есть и молодёжь, отважная, бесстрашная. Девочка пришла работать, ей 21 год, училась в медицинском училище.
Сначала боялась даже брать иголку в руки, теперь научилась делать всё. Ей пришлось на трупах учиться зашивать, она просила врачей в морге показать, как это должно быть правильно. Призванные в ходе мобилизации медработники так вообще переучивались прямо на ходу: был стоматолог по образованию, так ему приходилось вспомнить все знания по курсу хирургии, чтобы оказывать помощь — извлекать осколки, зашивать и обрабатывать раны. Ушли на фронт и спасают людей и студенты Донецкого медуниверситета, и даже врачи-ветеринары. Все понимают, зачем они здесь, и почему так важны их знания, умения, сильный характер и железные нервы.
