Cевастопольский характер: польза или вред от него городу?
У севастопольцев который год не складываются отношения с городской властью. У этого есть, как глубинно-исторические и связанные с ними шовинистическо-местнические причины.
Вот и сегодня некоторые самовыдвиженцы в депутаты севастопольского Законодательного собрания призывают друг друга подписать соглашение с призывом об отставке действующего губернатора. Казалось бы именно сами севастопольцы пять лет назад, выйдя на главную городскую площадь, крича и потрясая кулаками, свергли опротивевшую им украинскую власть в лице, кстати, вполне успешного и умелого городского голову донбассца Владимира Яцубу. Взамен был выкликнут севастопольский бизнесмен и меценат, российский гражданин Алексей Чалый.
В сентябре того же 14-го года на состоявшемся по всему Крыму референдуме люди проголосовали за возвращение в Россию. Казалось бы и Крым, и Севастополь получили то, что хотели – российскую власть. Теперь можно было самим избирать себе руководителей вместо того, чтобы подчиняться назначенцам из Киева (при Януковиче в основном это были уроженцы Донбасса). Крым выбрал небезупречного оппозиционера из старой элиты – предпринимателя из 90-х годов Сергея Аксенова. Севастополь, ставший городом федерального подчинения, по началу получил в качестве градоначальника обретшего всероссийскую популярность народного избранника Алексея Чалого, привлекавшего к себе внимание журналистов манерой являться в Кремль без пиджака в интеллигентском свитере. Пренебрежение правилами устоявшегося во властных кругах современной России этикета не только оборачивалось популярностью у телезрителей, но и вызывало недоумение у тогдашних руководителей государства.
Путин на залихватский свитер нового российского политика, так же, как и на непривычную браваду в речах и интервью Чалого особого внимания не обратил. А вот в то время председатель Госдумы Сергей Нарышкин попытался как-то интеллигентно укоротить небывало заносчивого главу нового субъекта Федерации. На прилюдную жалобу Чалого на то, что в Севастополь после присоединения к России зачастили депутаты Госдумы, а в бюджете города просто не хватает денег для приема многочисленных гостей, Нарышкин посоветовал севастопольцу прекратить оригинальничать. Но Чалый не прекратил.
В Москве видели Севастополь по-имперской традиции, прежде всего, как базу Черноморского флота. Так город и должен был развиваться. На первый взгляд, эта концепция не вступала в противоречие с мечтами и устремлениями самих севастопольцев, большинство которых так или иначе было связано с Черноморским флотом и постоянно ностальгировало по временам муниципальной исключительности, когда город считался закрытым и на окраине его стоял охранный пост, ограничивавший проникновение сюда незваных чужаков.
Федеральный центр определил ответственным за город министра обороны Сергея Шойгу. А кого ж еще? Не директора же Агентства по туризму? Украина уже пыталась когда-то сделать из Севастополя город-курорт. Чем это для Украины закончилось, известно. Севастопольцы, удачливо пользовавшиеся рекреационным потенциалом своего города для существенного приработка к личному бюджету, зваться городом-курортом, а не городом-героем не хотели. Вот в Москве и решили, что Севастополь по мнению его жителей – это в первую очередь флот, а потом город. Значит, так его и будем развивать.
Иного мнения был Чалый. Он написал оригинальную программу развития в городе машиностроительного кластера, включая судостроение и приборостроение. По его мнению, Севастополь должен был стать центром инженерной мысли и изобретательского рвения всей России. Никаких особых условий для этого у Севастополя, выделявшего бы его среди других регионов России, не было, кроме самого Чалого, человека оригинального и изобретательного. Да еще предприятия «Таврида», успешного производителя оригинальных вакуумных электроприщепок, принадлежавшего самому Алексею Чалому. Концепцию Чалого не приняли. Для развития Севастополя, как базы ВМФ были, на взгляд федерального центра, куда более весомые условия – собственно сам флот, расположившейся в удобнейшей бухте, славная и героическая история города, и, конечно же, люди, привыкшие на флот и на флоте работать и служить.
Россия, в лице ее федерального центра , и губернатор, в лице Чалого спорили о будущем великого города. Сам же город на глазах его жителей и при бездействий самих же жителей и городских властей, все больше приходил в запустение. Чалый, который так любил Россию и Россия, которая поначалу так любила и баловала Чалого, оказались друг против друга. Кто-то должен был отступить. Вряд ли Россия. В Москве посчитали Алексея Михайловича несистемным человеком, не умеющим работать в команде на общие цели. Алексей Михайлович посчитал себя непонятым и написал заявление об уходе с поста губернатора. Но это не было отступлением. Севастопольцы никогда не отступают. Они занимают оборону и стойко защищаются.
Чалый придумал для себя пост руководителя Центра стратегического развития города, полагая, что с вершины этого поста ему, народному герою, будет удобно, почетно и результативно руководить губернатором, который будет осуществлять придуманную Чалым программу дальнейшего развития города. Этим губернатором по рекомендации министерства обороны России и стал бывший зам. командующего Черноморским флотом вице-адмирал Меняйло. Чалый особо и не возражал. Но ошибся. Попробуй поруководи адмиралом, даже, если он вице, если ты гражданский, даже если изобретатель, бизнесмен, меценат и «народный герой». И адмирал и народный герой не сошлись характерами.
К тому же Меняйло служил не в Севастополе, а в другом черноморском городе-герое Новороссийске, откуда он привез с собой и часть управленческой команды, и поведенческие скорее кавказские, чем крымские стереотипы. Адмирала-губернатора жители город и его депутаты встретили без радости. У Севастополя, как это известно из его многовековой истории – стойкий характер. Один из элементов этой стойкости – агрессивное неприятие чужаков. Только москвичи со своей неприязнью к «понаехавшим» могут в этом чувстве с севастопольцами сравниться. Но москвичи, привыкшие разве что к героизму кухонных пересудов, решались лишь на ворчание по поводу засилия питерских во власти да сейчас сочиняют язвительные, но беззлобные анекдоты про тюменских оленеводов. У севастопольцев характер пожестче: они привыкли обороняться, строить бастионы, капониры и батареи и артиллерийским огнем с городских высот или крепостных стен отгонять атакующего врага. Еще предтеча Севастополя православный Херсонес встретил мощью крепостной обороны русских язычников князя Владимира. Город не сдался. И хотя витязи Владимира, воспользовавшись предательством, нашли в крепость обходные пути, Херсонес все равно не сдался. Более того вскоре обратил язычника в свою веру, сделав эту историческую территорию сакральным для всего русского православия местом — в древнем центре Севастополя крестился русский правитель, презрев свою веру и обратившись в иную, христианскую. Перестав быть чужим.
Этот политический прием севастопольцы успешно применяют и сегодня ко всем пришлым правителям: хочешь управлять нами, стань одним из нас, прими нашу веру.
Чалый для города был и есть, безусловно, свой. У Меняйло не получилось. Флотские помнили его по совместной службе, и не очень уважительно относились к его управленческим способностям. Городская элита заметила, что для города он делает до прискорбного мало, а если и берется делать, то все невпопад. Взял и зачем-то прекрасную клумбу из розовых кустов на площади Ушакова засыпал грудой крашеных булыжников. Убрал стоянку автомобилей с кромки площади Нахимова. Думал потрафить пафосу севастопольцев, трепетно относящихся к сакральности городских символов, но вызвал лишь возмущение автомобилистов. Потом начал гонять продавцов сувениров , рушить торговые палатки и перемещать рынки.
Люди в городе у теплого моря жили не только на флотскую зарплату, но и на доходы от мелкого бизнеса. Жить стало хуже. Мусор не вывозился, дороги не ремонтировались. И главное, по городу поползли слухи о том, что заповедную севастопольскую землю, меняйловские чиновники под благовидным предлогом сплавляют нуворишам для строительства вилл и коттеджей. Чем не прежние украинские проекты города-курорта для очень богатых и сильно пронырливых?И тогда Севастополь встал в оборону. А обороняться защитники города-героя умеют как никто другой. Не хочу, чтоб меня упрекнули в кощунственности аналогий. Но город, отбивший атаки англо-франко-сардинских сил в Крымскую войну, отстоявший себя в Великую Отечественную, не сильно напрягаясь отбил атаки чужаков, почувствовавших доступность приморских гектаров.
Как потом ни пытался стать своим Сергей Меняйло. Ходил постоянно в адмиральском мундире. Издавал городскую газету с названием «Адмирал». Рушил построенную многоэтажку на холме рядом с памятником матросу и солдату. Все вызывало лишь усмешку и раздражение.
Я не обвиняю во всем только Сергея Меняйло (его таланты есть кому оценивать, не случайно его направили руководить Сибирским федеральным округом и не превозношу Алексея Чалого (есть кому превозносить – своя телерадиокомпания и десятки апологетов бронзовеющего символа крымской весны»). Но Чалый город почувствовал и понял, а Меняйло нет. Когда в июле 2016 года Меняйло сменил 30-летний замминистра промышленности России Дмитрий Овсянников говорят, что город праздновал. В магазинах раскупили все шампанское. Через год Севастополь прямым голосованием избрал Дмитрия Владимировича своим губернатором. Все перешептывались, что отец нового губернатора заканчивал когда-то СПИ – местный приборостроительный институт, а потом по распределению попал в Омск, где Овсянников и родился. Потом Овсянниковы переехали в Удмуртию. Там Дмитрий, закончив вуз, успел поработать директором машиностроительного завода. Все это, а так же то, что губернатор в министерстве курировал именно региональную промышленную политику, не могло не импонировать Чалому.
В Москве тоже радовались – нашли-таки для сложного города подходящую по всем параметрам кандидатуру Губернатор и герой тоже вроде бы нашли общий язык. Не надолго. Скоро две властные городские фигуры рассорились. Чалый заподозрил Овсянникова в том, что тот живет не интересами города, а некоторых мощных российских промышленных корпораций. Мол, город пакуется чуть ли не в подарок близким к Кремлю крупным предпринимателям. И понеслось.Депутаты Законодательного собрания тормозили принятие представленных городским правительством важных решений. Овсянников отказался отчитываться перед Заксобранием.
Чалый, который и был председателем непокорного Заксобрания, подал в отставку: мол сторона конфликта не я, а город – посмотрим, как без меня. Демарш. Конечно. Заксобрание и без председателя конфликтовало с губернатором. Овсянников даже подавал в суд на сменившую Чалого Алтабаеву. А слухи все росли и множились близкими к депутатам СМИ: губернатор перевел из бюджета 2 миллиарда рублей, запланированных на строительство очистных сооружений в банк, который вскоре благополучно лопнул. В детском лагере в Ласпи отравились севастопольские дети из-за завезенных туда некачественных продуктов. Суд отменил решение о застройке территории легендарного Херсонеса какой-то сомнительной оффшорной компанией « Севастополь что-то там де люкс». Да что там сомнительного, - судачил город, - вот же он, реальный владелец офшора – губернатор Овсянников.
Губернатор пытался подружиться с городом. Строил детские игровые городки, устраивал новогоднюю иллюминацию. А горожане подсчитывали потраченные на это бюджетные деньги и кляли губернатора: разве приезжий может знать реальные нужды Севастополя? Да, может, и правда, не знал, если смотреть на город с высоты федерального масштаба, многое не разглядишь. Но и если смотреть на город с удобной боковой полочки, на которой удобно устроился Алексей Михайлович Чалый, то получается не очень правильный ракурс – взгляд искоса. Но город жалел Чалого – все-таки свой. А Овсянникова и принадлежащих к нему на работу иногородних не жалел. Что с них взять – они даже Карантинную бухту от Стрелецкой не отличат. А мне жалко этот замкнувшийся в себе одинокий город.
Но я и севастопольцев не одобряю в их патетическом изоляционизме. Я люблю этот город. Но это не значит, что не вижу его недостатков. Он застыл в своих стереотипах, даже замшел.
Полвека Севастополь оборонялся. Весь свой потенциал героической стойкости он использовал на то, чтоб отбиваться от национал-ориентированных указивок и эмиссаров по их внедрению из украинской столицы. Это не я придумал аналогию, севастопольцы сами назвали противостояние Украине третьей обороной, имея ввиду, что первая была в Крымскую войну, а вторая – в Великую Отечественную. Кто-то из сторонников Чалого умудрился назвать противостояние с Меняйло четвертой обороной. Да Бог с ним, с Сергеем Ивановичем. Должность ему дали хорошую – полпреда президента в Сибирском федеральном округе. Человек он дисциплинированный – справится. И у Овсянникова все будет хорошо. Молод, сметлив, технократ.
Только молодые сметливые технократы не очень понятны севастопольским военным пенсионерам. Кстати, и за Алексея Чалого переживать не приходится. Вакуумные прищепки «Тавриды» успешно продаются по всему миру, принося семье их конструктора ощутимые миллионы. Хотя ненужным и мало продуктивным противостоянием с исполнительной властью города свою популярность в родном городе Алексей Михайлович все-таки растерял. А жаль, перспективный был политик. Что до того, что Чалый уже не возглавляет Законодательное собрание, так он сам этого захотел, в пылу очередной обороны подав в отставку. А может ему, действительно, так комфортнее и величественнее – приняв позу бронзового героя, воздвигнуться над городом русской славы, где живут и нервничают, суетятся со своими проблемами, большими и маленькими, большие и маленькие человеки – жители некогда великого города. А ему-то что? Он давно уже вошел в историю этого города. Давно уже памятник.
Но сейчас мне прежде всего жалко славный город Севастополь, так и не вырвавшийся из вековых стереотипов. Президент Владимир Путин считает Севастополь сакральным местом для каждого русского и православного человека. Это город, действительно, русской славы, место на моленное. После того, как мужественные херсонесцы закрыли ворота крепости перед варягом Владимиром, прошло без малого двадцать веков. Другое тысячелетие теперь за стенами крепости.
