Елена Глищинская: Прокурор никуда не спешил, он зачитывал тома дела с интонацией, обыгрывая все роли

Елена Глищинская, известная одесская политическая узница, которую обвиняли в организации Народной рады Бессарабии, и которая спустя долгие месяцы бесчеловечных издевательств была обменена на украинских террористов, рассказала свою историю специально для «Антифашиста».

- Елена, вас посадили в тюрьму за создание так называемой Народной рады Бессарабии. Однако, насколько я знаю, вы не участвовали в единственном собрании этой организации. Как так получилось?

- Дело в том, что я работала в Бессарабии. Видимо данный факт сыграл свою роль.

- А чем именно вы занимались?

- Я была руководителем телекомпании «Бессарабия ТВ» и газеты «Бессарабский вестник». 

Нас задержали, когда мы ехали на пресс-конференцию, посвященную Народной раде Бессарабии. Но не доехали, нас задержали по дороге, отправили обратно в Одессе, допросили и отпустили по домам. На следующий день как раз должно было быть собрание, но оно не состоялось. 

Потом меня три раза вызывали на допрос и через месяц арестовали. И вот за это время, пока проходили допросы, таки состоялось заседание Народной рады Бессарабии, но я там не присутствовала. Я даже не знала о нем. Были еще какие-то митинги, акции, но к ним я тоже никакого отношения не имею. 

- Получается, что вы не присутствовали, не участвовали, не организовывали, но вас посадили именно по этим пунктам. 

- Да. Мало того, уже когда я находилась в СИЗО, где также сидели и Виталик Диденко, и Артем Бузила, с которыми, к слову, я именно там и познакомилась – проходили какие-то народные собрания Бессарабии, в Киев ездили, митинги устраивали. И меня также обвиняли в этих мероприятиях. Как бы я, сидя в СИЗО, координировала работу групп. Тех, кто это устраивал – не трогали, а нас…

- Как вы думаете, с чем связано такое «особое» отношение?

- Я была помощником народного депутата Украины Виталия Барвиненко и, по большому счету, меня держали в СИЗО, чтобы я дала на него показания. Сейчас он тоже в Раде. Беспартийный, вроде бы (в 2007 году баллотировался от БЮТ, в 2012 – от Партии регионов, в 2014 – от «Возрождения», сейчас беспартийный – прим. ред.).

- Вы отказались?

- Да, отказалась. Кроме того, мне говорили, что я должна дать показания на Кивалова (Сергей Кивалов – экс-регионал, сейчас лидер «Украинской морской партии Сергея Кивалова» - прим. ред.), Киссе (Антон Киссе – бывший регионал, ныне сопредседатель партии «Наш Край» - прим. ред.), с которыми вообще никак не контактировала. 

Мне давали готовый текст показаний, который я должна была подписать и тогда мне обещали «справедливый суд».

- Даже не условно?

- Нет-нет. Вот я подпишу и тогда через пару месяцев суд учтет мое содействие и будет ко мне более благосклонен. 

- Может именно из-за вашего отказа, к вам так бесчеловечно относились?

- Может быть. Наверное, они решили, что я «слабое звено», поэтому быстрее всех сломаюсь и подпишу все, что им нужно. Они уже заранее нарисовали картину, как я даю показания, как я выступлю по телевизору, раскаюсь, обвиню народных депутатов в предательстве интересов родины, которых, повторю, я не знаю и не разговаривала никогда. То есть, они всё распланировали, но не получилось.

Первые полтора месяца меня держали в «пресс-хате», в «отстойнике», куда обычно надолго не сажают, пара-тройка дней - максимум. Это помещение на 16 человек, переполненное. Страшная комната как в обшарпанном советском туалете и пахнет так же. Посредине железный стол, где сидят бабки с черными зубами и постоянно курят. Я, кстати, поэтому и бросила курить, посмотрела на них и поняла, что не хочу быть такой же. 

В «отстойник» отправляют бомжей, рецидивисток, туберкулезников. Позже меня посадили к сумасшедшей убийце, которая топором зарубила свою квартирную хозяйку, нанесла ей десятки ран, хотя буквально первыми ударами убила. Действительно психически нездоровая женщина. Спать было страшно, но хорошо, что там свет на ночь не отключали. С ней меня продержали еще месяц. Потом, когда СБУ надоело меня «пугать», папа дал взятку стройматериалами и меня наконец-то перевели в нормальную камеру.

- Как вы там выжили?

- Ничего страшного там нет. Там практически нормальная жизнь, люди – не страшные. Нет никакой «дедовщины» или понятий блатного уголовного мира. Просто нужно соблюдать правила общежития. Никаких наездов на меня не было. Тем более к нам – сепаратистам – относились с уважением. 

- Интересно, а ваш бывший работодатель Барвиненко знал об этой истории? Что вас посадили ради того, чтобы выйти на него?

- Я, честно говоря, не знаю. У меня не было с ним никакой связи. 

- И он вам не помогал?

- Так получилось, что нет.

- Скажите, вы же, наверное, помните все те гадкие публикации в украинских СМИ? О том, что вы специально вышли замуж за своего адвоката и родили от него ребенка, чтобы улучшить свои условия в тюрьме?

- Нет, не читала. Я, к счастью, была лишена этого «удовольствия». А потом специально не искала. Но это, конечно, интересно. Со своим мужем я до замужества прожила более 10 лет в гражданском браке. У нас есть еще один сын, которому скоро 12 лет будет. И адвокатом моим он стал не просто так. Его адвокатский стаж больше 10 лет. Если вы думаете, что СБУшники не придирались к этому и не пытались ему запретить защищать меня – вы очень сильно ошибаетесь. Пытались, еще и как! Что могли, то и делали.

- На него оказывали психологическое или физическое воздействие?

- Физически – нет, но угрожали забрать детей, отдать их в детский дом. Обещали лишить его адвокатской лицензии. 

- А лично на вас оказывали какое-либо воздействие?

- Нет. Был один эпизод, когда меня об стену немножечко поцарапали. Но пытать – нет, не пытали.

Дочери моей на суде угрожали СБУшники. Но, в основном, пугали меня, что детей отберут, что мужу не дадут практиковать. 

Когда я смогла передать письмо с подробностями своего ареста, дочь его потом в Фейсбуке опубликовала, нашу камеру «трясли» все выходные. После этого моего адвоката, что является нонсенсом, стали обыскивать на выходе из СИЗО. 

- Кроме того, вам полностью отказывали в медикаментозном лечении, что согласно европейской Конвенции приравнивается к нарушению прав человека. 

- Уже в самом конце беременности у меня на руках было решение Европейского суда, согласно которому мне должна была предоставляться медицинская помощь. Мы долго боролись с администрацией СИЗО. На тот момент, я уже была не под следствием, начались суды. Подключали и уполномоченного по правам детей, и Ассоциацию многодетных матерей, и различные женские организации. Поэтому мне разрешили наконец-то передавать лекарства, потому что деваться уже некуда было. 

Украинский суд не считал, что я нуждаюсь в лечении. Один раз было, что, когда я лежала на сохранении под капельницей в больнице, меня прямо из-под капельницы отвезли на заседание суда. 

- Эти нарушения где-то фиксировались? Обращали ли внимание на столь бесчеловечное отношение ОБСЕ, Красный крест и другие правозащитные организации? 

- У меня на процессах присутствовали сотрудники этих организаций. Они делают мониторинг, отчет, в котором меня упоминают как одну единицу из многих. Они же не расписывают каждую ситуацию, каждый процесс. 

Единственное, ко мне каждую неделю приходил Красный крест. Они ничего не приносили, а просто сидели и наблюдали, как мне оказывают нужную помощь. Смотрели как со мной обращаются, спрашивали у врачей в СИЗО, что именно мне делают, что не делают, проверяли медицинскую карточку. 

- А наши организации? Украинские или российские?

- «Фонд помощи одесским политзаключенным» помогал. Передавали передачки. Я, конечно, многое могу не знать, так как пока сидела не обладала всей информацией, кто и что делает.

- Как продвигается ваше дело после обмена? На какой стадии находится процесс?

- Меня освободили в зале суда под личное обязательство, под подписку о невыезде. И тут же, когда я вышла из зала суда, конвой СБУ посадил меня в свой автобус. Отвезли в больницу, где находился мой ребенок, дали 2 часа на сборы и повезли в Киев на самолет. При этом никто никому ничего не говорил об обмене – ни моим родителям, ни моему мужу. 

На тот момент я находилась в больнице, а это круглосуточное наблюдение. То есть, я нахожусь в палате, а вместе со мной там 3 конвоира. И так в течении месяца. Естественно, я не знала, что происходит. Мне сказали, что мы едем на суд, продержали меня в подвале суда с утра до вечера, видимо, пока этот вопрос решался. Ко мне несколько раз спускались прокурор и глава СБУ Одесской области. Они просили подписать заявление, что я отказываюсь от ребенка. То есть, вот ты сейчас подпишешь заявление на отказ и можешь спокойно ехать на обмен в Харьков. А если – нет, то остаешься в СИЗО, это твой последний шанс. Я поняла, раз они сами ножечками спустились ко мне в подвал, то не все так плохо и уступать им не стоит. Естественно, я отказалась. Вечером они уже что-то согласовали, было решение суда и под конвоем СБУ меня отвезли в Киев. 

Сам же процесс находится на той же стадии. Они собираются, высылают мне повестки по адресу в Одессе. Собираются и спрашивают: «Ну что же, где Глищинская? Нету? Тогда переносим заседание». 

- Как думаете, как долго этот фарс будет продолжаться?

- Не знаю. На данный момент глава судебной коллегии, которая рассматривала мое дело, взяла самоотвод. И мне должны назначить новую. Но так как в Приморском суде, где проходил процесс, уже не осталось судей, которые бы не рассматривали мой вопрос, то дело, скорее всего, будут переносить в другой суд. А там начнется все с начала. Раньше по моему делу успели зачитать обвинительный акт и несколько томов дела. Прокурор не спешил и зачитывал все в лицах. Он брал этот толстый том и читал вслух, с интонацией, отыгрывая, если это была переписка в телефоне, все роли. Поэтому, если все начнется заново, то мои 10 томов будут зачитывать еще очень долго. 

- Вы хотите, чтобы наконец рассмотрение дела завершилось?

- Конечно. Я уже обращалась, но они пока не могут собраться в новом составе. Потом я хочу подать апелляцию в Европейский суд. По большому счету, на данный момент я под следствием и меня могут в любой момент объявить в розыск. Это накладывает на меня некоторые ограничения. 

- Понятно. Елена, вы в России уже полтора года. Чем вы занимаетесь?

- Работаю обозревателем на радио «Спутник».

- А общаетесь ли с какими-то политзаключенными? Участвуете ли в их жизни, понимая, через что они сейчас проходят?

- Я участвую в работе «UA PolitFreedom». Готовлю материалы, статьи по нашим политзаключенным. Эта организация освещает проблемы на международном уровне. Например, я готовила документы по политзаключенным для европейской комиссии. То есть, помимо основной работы я пытаюсь донести до Европы правду о наших политзаключенных.