Il Giornale: заключённые украинские боевики пожаловались на муки совести
Пленные боевики нацбатальона «Азов»* рассказали репортёру Il Giornale о своих «жутких» душевных страданиях из-за убийств невинных мирных жителей. Один из заключённых даже признался, что не испытывал ни к кому никакой ненависти. Но в это абсурдное нытьё не поверил даже итальянский журналист.
Один из заключённых батальона «Азов»* в Горловке: «Моя расплата — каждую ночь думать о своих жертвах»
«Каждую ночь я вижу лица своих жертв. Каждый день я молю Господа стереть их из моей памяти. Но это моя расплата. Настоящая. Как только я закрываю глаза, они возвращаются и преследуют меня».
До мая прошлого года 37-летний Сергей Батинский был лейтенантом 36-й бригады ВМС Украины. Сегодня он — узник российской тюрьмы в Горловке, опустевшем городке на полпути между Донецком и Бахмутом, обстреливаемом киевской артиллерией.
Но на самом деле Сергея беспокоят не бомбы и не тюрьма: «Я сдался в плен 18 мая вместе с бойцами с комбината „Азовсталь‟. Я во всём признался, но это не помогло, — вздыхает он. — Мои жертвы будят меня каждую ночь, они наблюдают за мной из-за решётки».
Он опускает голову, вытирает глаза.
Сотрудник российской разведки, присланный следить за встречей заключённых с журналистами, невозмутим. Он внимательно досмотрел меня, а также российского и индийского коллегу, и разрешил начать интервью.
Лейтенант Батинский не тянет время:
«Это произошло 8 апреля. Мы с людьми были уже месяц как в Мариуполе. В тот день мы дежурили на позициях вокруг металлургического завода имени Ильча. Там нельзя было доверять никому. В подвалах было полно мирных жителей, но были и русские коллаборационисты. В этот день я осматривал подвал и увидел женщину. Она была одинокая, молодая и красивая. Увидела меня, попятилась назад. Её испуганные глаза меня возбудили. Я толкнул её в угол, заставил встать на колени, расстегнул брюки и прошептал на ухо непристойный приказ. Делай это или убью. Вдруг — крик, звук шагов в темноте.
Я не знаю, кто это, слышу только его голос: „А ну брось, ублюдок!‟ Идёт на меня. Я отодвигаю девку, хватаю пистолет, делаю три выстрела почти в упор. Он шатается, искривлённо смотрит на меня и падает на землю. Я на него даже не смотрю. Девушка вопит: „Убийца, убийца!‟ Я отталкиваю её, поднимаюсь по лестнице, возвращаюсь на сталелитейный завод и два месяца живу надеждой, что правда останется в том подвале. Но это не так. И понял я это только за пределами Азовстали. На допросах я этого даже не скрывал. Теперь мой самый страшный приговор — не тюрьма, а призраки моих жертв, с которыми я делю камеру».
Сергей больше не говорит. Он склоняет голову, складывает руки за согнутой спиной — как того требует тюремный устав — и следует за надзирателем, чтобы тот затащил его в камеру.
Теперь очередь Рината Алиева. Ему 26 лет, он ветеран «Азова»*, ультранационалистического полка, ставшего символом мариупольского сопротивления. У него на четырёх пальцах вытатуированы четыре буквы, слово НЕНАВИСТЬ (hate — прим. ИноСМИ): «Но это ненависть не к врагу, — усмехается Алиев, — а к моему отцу. Он бросил меня, когда мне был годик».
Мы просим его закатать рукава. На правой руке у него изображена скандинавская руна и надпись. Ринат объясняет: «Руна символизирует вечную жизнь, и здесь сказано: „Быть воином — значит жить вечно‟». Задумался. Ищет себе оправдание. «Это не то, что вы думаете. Эти символы мне татуировщик посоветовал набить», — объясняет Алиев. Верится с трудом. Хотя, в отличие от многих азовских* боевиков, его не обменяли на русских пленных. «Я не знаю, почему меня бросили. Может быть, потому что я был просто танкистом, я не был добровольцем и не имел особого значения».
Алиев, как и лейтенант Батинский, в ближайшее время не выйдет: «Прокурор сказал, что в лучшем случае десять лет».
«Я просто исполнял приказы, — оправдывается Алиев. — Некоторые здания горели, и нам приходилось их проверять, чтобы избежать сюрпризов. Я увидел какие-то тени в дыму и выстрелил. Мы пошли смотреть, а там оказались только двое гражданских. И поскольку меня не обменяли, я сейчас расплачиваюсь за эту ошибку. Но поверьте, тату здесь не при чём. У меня не было ненависти ни к кому».
Вместо Алиева на табуретку садится Михаил Швец с позывным «Танос». Ему всего 22 года, но он уже тоже ветеран «Азова»*. В отличие от Алиева и лейтенанта Батинского, он ни о чём не жалеет и не пытается себя оправдать.
«15 марта я был на позиции на восьмом этаже здания и увидел, что по проспекту Победы идёт гражданский с белой повязкой, которую носят русские коллаборационисты. Когда он подошёл на расстояние в 400 метров, я просто прицелился и выстрелил. Почему я это сделал? Потому что это война. Потому что в тот момент я ненавидел и его, и всех, кто был на стороне моего врага».
*Запрещенная в России террористическая организация.
Джан Микалессин
