«Летом ко мне домой 4 раза прилетали снаряды, я сильно боялась и плакала»: Саша, 6 лет, город Донецк

Если бы в первом классе писали сочинение на тему «Как я провёл лето», шестилетняя Саша из Донецка так рассказала бы об этом: «Летом я часто сидела в подвале, потому что нас постоянно бомбили. В июле в мой дом и двор четыре раза подряд прилетали снаряды. С маленьким братиком Максимкой мы сильно боялись и долго плакали…»

…Анжеле Плескач 27 лет. Вместе с мамой, братом-школьником и двумя малолетними детьми она живёт на улице Шестакова в посёлке Трудовские. Девушка отлично запомнила первый день войны.

- Был поздний вечер. Я уложила Сашу спать, и вместе с мамой вышла посидеть на крыльцо, отдохнуть. Мы глянули в сторону Марьинки – а там всё небо кроваво-красное, зарево во весь горизонт. Мы позвонили туда, а нам говорят: «Нас обстреляли из «градов», много погибших и раненых».

Это было в ночь с 11 на 12 июля 2014 года. В ужасе от увиденного и услышанного, Анжела, подхватив дочь на руки, следующим утром уехала на море, подальше от войны. Тогда, как и всем дончанам, ей верилось в то, что этот кошмар ненадолго, что скоро всё закончится. Надежды Анжелы оказались тщетными…Пробыв некоторое время на море, она вернулась в посёлок. С тех пор Трудовские она не покидала ни на один день.

В августе 2014-го дом Анжелы впервые попал под обстрел украинской армии. Один артиллерийский снаряд полностью снёс крышу жилища. Другой попал в соседский курятник. Анжела вспоминает: «Всех куриц убило сразу, они лежали обугленные, им поотрывало головы. А ещё они ужасно воняли фосфором или какой-то химией. Соседка попыталась отдать кур собаке, но та наотрез отказалась даже подходить к ним».

После лета 2014-го ежедневные обстрелы стали нормой. Бывало, что неделями не выходили из дома – снаряды безостановочно ложились на посёлок. Четыре месяца подряд в Трудовских не было света. Готовили на кострах, прямо на улице. «Было очень страшно, - говорит девушка – пока костёр разведёшь, пока что-то приготовишь на нём….А ведь непривычно так было, попробуй приноровись приготовить что-то путное на открытом огне, если никогда раньше этим не занимался. Ты разводишь костёр, а над головой проносятся снаряды. Что-то готовишь, а над ухом свистят пули».

В самые страшные, лютые зимние обстрелы, семья уходила жить в шахтное бомбоубежище. Но долго там задержаться не удалось – от постоянного холода и сырости у Анжелы и её младшего брата, школьника Сергея, развилась гнойная ангина.

- Как лечились? Денег хватало на лекарства? И где лекарства брали, ведь все аптеки были закрыты тогда?

- Мы лечились народными средствами. Денег на лекарства у нас не было совсем.

- А какую-то гуманитарную помощь получали?

- Нет.

- Почему так?

- В гуманитарке мне отказали все. Я даже пособия на детей не получаю. Когда я ещё была подростком, брат был тогда совсем маленьким, родители развелись. По настоянию отца мама выписалась из его дома, и выписала нас с братом. Мы остались тогда без прописки. Хотя всю жизнь, с первого моего вздоха, я прожила здесь, в Донецке, на Трудовских. Тогда нас прописал к себе мамин дядя из Марьинки. Поэтому в паспорте у нас всех стоит прописка марьинская. Тогда это никого не заботило, была одна страна. Мы же даже предположить не могли, что когда-то будет война, и соседняя Марьинка, которую видно из Трудовских, станет другим государством. С тех пор мы дом арендуем и имеем марьинскую прописку в паспорте. Из-за этого мне отказали в гуманитарной помощи все. Говорят: «Обращайтесь за гуманитаркой по месту прописки». Я доказываю, что всю жизнь живу здесь, что просто так сложились семейные обстоятельства. Никого это не волнует. Из-за этого и пособия на детей не получаю, из-за прописки этой.

- То есть за всю войну ты ни разу ни от кого не получила гуманитарной помощи?

- Нет.

- Анжела, ну а если и правда в Марьинку обратиться? Там дадут?

- Не знаю. Я боюсь туда ехать. Как соберусь, так сразу обстрел начинается. Тем более, я там даже никогда не была. Мамин дядя, у которого мы прописаны, в 2015-м умер. Его дом уничтожен обстрелами.

- Но неужели совсем ничего нельзя сделать?!

- Мне предлагали сделать адресную справку, как будто бы я переселенка из Украины, и получить на основании неё временную прописку в общежитии. Но нужно согласие отца, чтобы он знал, где будут жить его дети. Я с мужем в разводе. Он на заработках сейчас, в другой стране. В Республику не приезжает. Поэтому его согласие я получить не могу.

- И как же ты выживаешь с двумя малышами?

- Ну вот, как-то так. Мама подрабатывает в школе. Хотя до войны она работала в строительстве и очень хорошо зарабатывала. Свекровь помогает. Огород. Если бы не огород, мы бы вообще, возможно, и не выжили. Когда все магазины тут закрылись, бомбили день и ночь – только с огорода и ели. Сейчас хоть магазины некоторые открылись. Но цены в них заоблачные, а доходы у нас мизерные. Поэтому огород – это большое подспорье.

В июле 2017-го в дом и двор семьи четыре раза подряд прилетали снаряды. Напомню, этим летом в Донбассе действовало «хлебное перемирие». Пожалуй, семья Анжелы, её маленькая шестилетняя дочь Саша и десятимесячный сын Максим ощутили это «перемирие» лучше всех.

- Сильно стреляли? - спрашиваю я Анжелу.

- Очень. Даже сильнее, чем когда нет перемирия, - отвечает она.

Один из украинских снарядов разорвался прямо во дворе, перед домом. Другой угодил в орех. Третий – в дом, повредив мебель, стиральную машинку и окно. Ну а четвёртый – в стену дома понад окном. К счастью, этот четвёртый снаряд не разорвался. Его из стены дома извлекали сапёры. Если бы рванул – разнёс бы полдома.

Во время этих «прилётов» Саша была дома. Гул, шум, звуки взрывов, битое стекло, падающий шифер с крыши – страшно представить, что довелось пережить этой малышке.

На видео, снятом на следующий день после обстрела, Саша рассказывает о том, как это было.

Я спрашиваю у Анжелы, как дети переносят войну. Она отвечает, что очень плохо.

- Из-за обстрелов мы перестали ходить в детский сад. Зимой 2016-го мы попали под сильнейший обстрел. Пошли утром в садик, было тихо. Едва дошли до шахты, как начался обстрел. Снаряды рвались совсем рядом. А там – чистое поле, ни домов, ни каких-то укрытий, ничего. Спрятаться совсем негде. Я упала на Сашку, накрыла её, так мы и пролежали всё время, пока шёл обстрел. Потом, перебежками, пригнувшись, прибежали домой. У Саши началась истерика, её всю трусило. С тех пор она наотрез отказалась ходить в детский сад.

К школе Анжела готовила дочь сама. 1 сентября маленькая Саша пойдёт в первый класс.

- Максимка тоже очень нервничает от обстрелов, - продолжает Анжела.

Я это вижу – у десятимесячного очаровательного малыша тревожный взгляд. Он умилительно рассматривает свои пухленькие ножки и ручки, но в его глазах – тревога. А ведь ему нет ещё и года… Какими будут его воспоминания о детстве?

Я спрашиваю у Анжелы, пыталась ли она уехать куда-то с линии фронта, увезти малышей от мин и снарядов, от постоянного страха и ужаса.

- Конечно, я думала об этом, - отвечает Анжела. – На Украине у нас никого нет, а в России мы никому не нужны.

- Почему ты так говоришь?

- Многие мои знакомые уехали туда. И все вернулись. Мы там, на самом деле, никому не нужны. Моя лучшая подруга, у которой четверо детей, промаялась там полгода и вернулась. Теперь живут здесь, под обстрелами…