«Между МГБ ЛНР и СБУ очень тесные связи. Без этого невозможно переправлять грузовики с углём». Интервью Александра Васьковского

Больше недели горняки шахты «Комсомольская» на территории ЛНР находились под землёй, требуя погасить многомесячные долги по зарплате. Акция шахтёров привлекла внимание мировой общественности вследствие неадекватной реакции властей ЛНР в виде блокировки мобильной связи, интернета и массовых задержаний рабочих активистов. Тем не менее, шахтёры добились своего. О том, что же случилось на шахте «Комсомольская» и о состоянии угольной промышленности в республиках Донбасса мы поговорили с сопредседателем Независимого профсоюза шахтёров Донбасса Александром Васьковским.

— Александр, после нашумевших и успешных коллективных действий рабочих на шахте «Комсомольская», ряд СМИ и блогеров пытаются представить дело так, что Вы, якобы, самозванец, не имеющий отношения к рабочему движению на Донбассе. Расскажите вкратце о себе.

— Я закончил Донецкий техникум промышленной автоматики. Затем в Киеве получил высшее экономическое образование, учился также на юриста, но учёбу не окончил. Работал в сети «Фокстрот-Донецк», дошёл до должности гендиректора. С 2009 года участвовал в профсоюзной деятельности донецких автоперевозчиков и благодаря этому оказался в рядах КПУ. Мне всегда импонировали коммунистические идеи, но в тот момент я ещё не понимал, что компартия Украины — такая же буржуазная партия, как и все остальные, просто с вывеской коммунистической. Тем не менее, там оказалось очень много хороших людей. В феврале 2014 года, после окончания обучения в партийной школе КПУ, я вернулся из Киева в Донецк.

— Но сейчас Вы на территории Российской Федерации. Почему?

— Я принял участие в создании Донецкой народной республики, был сопредседателем временного правительства, после референдума стал депутатом Верховного совета ДНР. Летом 2014-го, после первых Минских соглашений, я выступил за то, что согласно Декларации о суверенитете, основного закона ДНР, любые международные соглашения относятся только к компетенции всенародного обсуждения и референдума. То есть вести переговоры с Украиной или с Нормандской четвёркой можно только после всеобщего референдума. Этого сделано не было. Захарченко ездил на переговоры по кулуарным договорённостям Бородая, его никто не уполномочивал. Мы со сторонниками заявили, что это грубейшее нарушение, и его по приезду нужно допросить и провести следственные действия — в чьих интересах он действовал, почему обсуждал те или иные вопросы, о границе, например. За расследование действий Захарченко мы подверглись репрессиям. Поэтому я и ряд других товарищей вынуждены были выехать на территорию Российской Федерации.

— Как и когда Вы пришли к созданию Независимого профсоюза шахтёров Донбасса?

— Мы были наивными, стучались в высокие кабинеты, пытаясь объяснить, что происходящее на Донбассе неправильно, но не достучались. С 2017 года мы поняли, что нужно организовывать рабочее движение. Сила не у тех, у кого в руках временно находится автомат, или кто занимает высокий кабинет, а у тех, кто создаёт экономическую базу. К тому времени уже было понятно, что уголь Донбасса, металл, электроэнергия со Старобешевской ТЭС идут на территорию Украины. В 2015-м, вроде как идёт война, а с донецкого оборонного завода «Топаз» были отправлены Украине, в Запорожскую область, 4 грузовика, оснащённые радиолокационными системами.

Поэтому с 2017 года мы начинаем профсоюзное движение. Угольная промышленность у нас ключевая и среди рабочих больше всего шахтёров, потому что всё начинается с шахт. На шахте добывают уголь, часть его идёт на коксохимзаводы, часть на электростанции, дальше по цепочке — металлургические заводы и машиностроение. Поэтому мы и решили начать с самого многочисленного звена этой цепи — с шахтёров. К тому времени у них уже была задолженность по зарплате, не говоря о тяжёлых условиях труда.

— Неужели на Донбассе не было шахтёрских профсоюзов?

— Так называемые «жёлтые», то есть контролируемые собственниками шахт, профсоюзы в Донецке и Луганске, конечно, были. Сначала мы демократически пытались ввести в них своих людей, но даже когда в первичных организациях этих профсоюзов единогласно голосовали за нашего человека, всё равно председателем профсоюза становился тот, на кого показывал пальцем директор шахты. Естественно, толку от таких «жёлтых» организаций никакого. Были даже такие дикие случаи, когда шахтёры бастовали без реальной поддержки «жёлтых» профсоюзов, и в итоге их загоняли в шахты автоматами. Кого-то пытались арестовать по обвинению в саботаже — идёт война, а вы тут расшатываете. В общем, наша борьба 2017—2019 гг. результатов не принесла и оказалась бесперспективной, но мы выросли, закалились и поняли, что пока не организуем свой профсоюз, больших побед нам не видать.

— С чего же началась правильная работа?

— В 2017 году я познакомился с людьми из Рабочей партии России (РПР). Они разъяснили, в чём наши ошибки. Часть нашего актива прошла обучение в их «Красном университете», где упор идёт на организацию рабочего движения. В итоге в ноябре 2019 года мы собрали учредительное собрание своего Независимого профсоюза шахтёров Донбасса. Фамилии я называть не буду, потому что многие находятся на территории Донецка и Луганска, и для них это будет небезопасно. РПР помогла нам с печатью газет, с доставкой их на Донбасс.

Зимой у нас шла активная агитация, и начались первые коллективные действия на шахтах «Щегловская Глубокая», «Холодная балка», им. Засядько и др., которые организовал именно наш Независимый профсоюз. На некоторых шахтах хватило того, что шахтёры написали уведомления о приостановке работы до выплаты зарплаты по образцам, которые мы подготовили, и им даже без всякой остановки работы и уж тем более без забастовки тут же всё было выплачено. На шахте Скочинского или на «Горняк-95», например. Взносов в нашем профсоюзе нет. У нас в уставе записано, что пока мы не добьёмся минимальной зарплаты для шахтёра на уровне 50 000 рублей в месяц, взносы мы не собираем.

— Некоторые украинские грантоедские СМИ пишут, что ваш профсоюз только на бумаге и у него нет даже первичных ячеек на Донбассе.

— У нас 14 полноценных первичных организаций. К сожалению, не получается пока выйти на шахтёров с Краснолиманской на контролируемой Украиной части Донецкой области, чтобы показать, что наш профсоюз может что-то конструктивное принести и на территорию Украины. Они совершают те ошибки, которые мы уже совершали, и если бы они на нас вышли, то мы бы с удовольствием помогли.

— Какова ситуация с угольной промышленностью ЛДНР? Правда ли, что даже после блокады 2017 года уголь продолжает идти на территорию Украины?

— До 2017 года уголь прямо ехал на территорию Украины. По тем сведениям, которые нам предоставляли железнодорожники, по документам на станцию Красный Лиман или Ясиноватую вагоны шли пустыми. С территории Украины к нам заходили вагоны с лесом из России, а в документах — тоже порожняк. В 2017-м Айдар заблокировал даже не магистральную линию, где 2—3 направления использовалось для грузопотока, а незначительную ветку с территории ЛНР. Это всё была бутафория для телекамер. Украинские и российские олигархи разыграли перед нами спектакль с блокадой, национализацией активов властями ЛДНР, которые отдали «Внешторгсервису» Курченко.

По факту этот «Внешторгсервис» обеспечивает внешнее управление угольной промышленностью, между ним и руководством ОРДО и ОРЛО есть соглашение. Теперь весь уголь на Украину идёт через территорию России. Если посмотреть документы украинской таможни, то видно, что импорт угля из России на территорию Украины сильно увеличился. Если его сложить с тем импортом, который появился из Белоруссии, то это тот же объём, который раньше шёл с Донбасса.

— То есть разговоры об отсутствии денег на шахтах Донбасса в связи с отсутствием сбыта безосновательны?

— Абсолютно. Во-первых, та часть угля, которая традиционно шла на экспорт, после т. н. блокады 2017-го пошла не через порт Мариуполя, а через порт Азов в Ростовской области. Там местные фермеры бушевали, потому что угля навалили столько, что угольная пыль засыпала все их поля. А в прошлом году построили супер-терминал для перевалки угля мощностью 50 млн тонн в год на побережье Чёрного моря в Краснодарском крае, порт Тамань. Если это невыгодно и неприбыльно, то никто не будет вкладывать 3 млрд долларов в такое серьёзное морское сооружение, аналогов которому по оснащению сейчас нет даже в Европе. Во-вторых, украинские ТЭС потребляют наш уголь. Авдеевский коксохимзавод, самое больше коксохимическое предприятие в Европе, мариупольский Маркохим потребляют донбасские коксующиеся угли. Говорить о том, что у угля нет сбыта — это сказки, которыми кормят шахтёров, чтобы не платить им зарплату.

— Но Вы сказали, что блокада фиктивная. Получается, что не весь уголь идёт на Украину через Россию и Белоруссию?

— Есть ещё так называемые копанки. Раньше они были не очень большими дырками, где уголь чуть ли не руками доставали, сейчас же там уже отбойные молотки и даже примитивные конвейеры используют. В копанках нет вообще никаких социальных гарантий. Если тебя привалит, о тебе никто и не вспомнит. Добытый в них уголь грузится на большие 30-тонные грузовики с полуприцепами, и они без проблем пересекают линию разграничения — едут на ТЭС в Счастье, Краматорск, Курахово, Славянск. Ребята в Донецке и Луганске решили, что поймали бога за бороду, не знают уже, на каких машинах ездить и каких звёзд эстрады приглашать в рестораны, где они любят отдыхать, но когда прошла национализация, и уголь пошёл через Россию и Белоруссию, у них все потоки иссякли.

Чтобы эти потоки восстановить, они начали писать отчёты своим кураторам о том, что ряд шахт надо закрыть, они аварийные и т.д. Таким образом они уже довольно много шахт закрыли, чтобы с официальных шахт перейти на копанки. А копанки люди из Москвы и Киева не контролируют. Грузовиками, которые возят уголь из копанок через линию разграничения, занимаются коррумпированные ополченцы и ВСУшники. Более того, когда не хватает угля с копанок, они во время третьей смены подъезжают на нормальные шахты, договариваются с директором, дают ему какие-то деньги и грузятся прямо с тех шахт, с которых уголь должен идти по российско-белорусской схеме. Чтобы покрыть убытки, руководство этих шахт заставляет шахтёров грузить в вагон уголь, потом пустую породу, потом опять сверху углём засыпать. Не пойму, как вообще оно потом горит в теплоэлектростанциях.

— А почему местные правоохранительные органы не пресекают такие дела?

— Потому что к схеме вывоза угля липнут МГБ, МВД, люди из правительства. Любой, кто имеет какую-то силу, принуждает директоров шахт брать их в долю. Таким образом, деньги разворовываются не только теми, кто непосредственно имеет отношение к угольной теме, а до бедных шахтёров деньги вообще не доходят. Только 3 шахты в ДНР и 1 шахта в ЛНР, после событий на «Комсомольской» не имеют задолженностей по зарплате. Хотя долги до 2017 года, до национализации, есть, и никто их гасить не собирается. Общая сумма накопленной задолженности примерно по 1 млрд рублей в ДНР и ЛНР. Мало того, разворовываются средства, выделяемые на ремонт шахт, оборудование и инвентарь. Те же коногонки, так у нас называют индивидуальный фонарь, в половине шахт настолько старые, что не выдерживают до конца смены. Очень часто шахтёры перемещаются по выработкам в потёмках. Спецодежду не выдают уже несколько лет, рабочие покупают её за свои деньги.

— Вы сказали, что «Комсомольская» — пока единственная шахта на подконтрольной ЛНР территории, где нет задолженностей по зарплате. Как удалось добиться решения вопроса на «Комсомольской»?

— Так исторически сложилось, что почти все из нас родом с территории ДНР, а в ЛНР людей у нас не так много. Актив — именно на шахте «Комсомольская». Через этих парней мы вышли на шахту «Никанор-Новая» в г. Зоринске, где была 22-месячная задолженность по зарплате, а также на другие шахты, названия которых я пока приводить не буду в целях безопасности. На «Комсомольской» не первая приостановка работы. В апреле мы сделали короткую приостановку, всего на 1 день, и перепуганное руководство привезло деньги прямо в сумках, причём рубли и доллары вперемежку. Отдали зарплату за 1 месяц, пообещав, что до 15 мая будет всё выплачено.

Но до 15 мая никто ничего не выплатил, а мы отвлеклись на события в шахте «Никанор-Новая» в г. Зоринске, проводили там приостановку работы, шахтёры находились 5 суток под землёй и добились выплаты долга за 5 месяцев. 5 июня мы организовали приостановку работу на шахте «Комсомольская». Должны были присоединиться ещё две шахты — шахта им. Фрунзе и шахта им. Вахрушева. Но, учитывая, что 7 июня начались массовые аресты, вернее не аресты, а похищения, поскольку никаких бумаг никто не предъявлял, угрожали оружием, садили людей в машину и вывозили в Луганск, приостановить работу на этих двух шахтах не получилось. «Комсомольская» же стояла 8,5 суток, трудовой коллектив добился полного погашения задолженности со времён т. н. блокады, с 2017 года по текущее время. Также гарантировали, что правоохранители не будут преследовать шахтёров и членов их семей. Тем не менее, отпустили ещё не всех.

— Сколько задержанных осталось?

— По нашим данным, 5 человек. Изначально мы смогли подтвердить 22 человека, это наши активисты. Но проходила информация, что всего задержанных было до 50 человек.

— Там же блокировали мобильную связь, интернет. Как удавалось связываться с активистами?

— Блокировали связь сотрудники технических отделов СБУ. Надо вообще понимать, что МГБ ЛНР, которая похищала людей, наполовину состоит из сотрудников СБУ. Они говорят, что они противники, но на самом деле между МГБ и СБУ очень тесные и взаимовыгодные контакты. Без тесного сотрудничества было бы невозможно беспрепятственно переправлять грузовики с углём и металлолом через линию разграничения.

Первое, что заблокировали, была соцсеть ВКонтакте. Но мы по образу и подобию Украины научились обходить блокировку через VPN, начали дублировать всё в Одноклассниках. Тогда они положили сначала МТС, потом местную мобильную связь «Лугаком», отключили интернет и объявили карантин. Как будто весь коронавирус чудным образом образовался именно в Антраците. Нагнали военных, полицию, джипы с пулемётами, наверное, тоже для борьбы с коронавирусом.

Но информблокаду мы преодолели. Никто не отменял проводную телефонную связь. Кроме того, все местные жители на нашей стороне. Они получали информацию, выезжали в другой город и оттуда её передавали. Оперативность из-за этого, конечно, страдала. Терялось несколько часов от события и до сообщения о нём, а также от наших тактических инструкций до получения их забасткомом на «Комсомольской», но тем не менее. Пользовались дедовскими методами.

— Что дальше? За это всё кто-то понесёт ответственность?

— Участвовавшие в похищении и пытках людей должны сесть на скамью подсудимых. Совершённое ими — тяжкое преступление согласно УК и ЛНР, и РФ, и Украины. Нам гарантировали, что похищенных отпустят ещё 14 июня, но т.к. не отпустили, мы предполагаем, что там такие побои, такие следы пыток, что просто боятся отпускать в таком виде. Международные организации, миссия ООН, ОБСЕ мне уже все телефоны оборвали.

Но наш профсоюз не правозащитная организация, и мы не можем слишком распыляться, на всё не хватит сил. Наша основная цель — развитие рабочего движения. Мы сейчас находимся на этапе борьбы за погашение всех долгов по зарплате на шахтах. Имеющиеся у нас 14 первичных организаций ещё не все проверены в бою. А вот когда на каждой шахте будут произведены такие же действия, как на «Комсомольской», мы подойдём к этапу борьбы за увеличение зарплат и улучшение условий труда. Если наши требования не будут услышаны, коллективы будут прибегать к забастовкам. Всё исключительно в рамках действующих законов.

— Почему власти ЛНР не боятся действовать настолько по беспределу? Они же должны понимать, что даже не в долгосрочной перспективе, а вот прямо сейчас всё это обернётся в республике против них. Они блокировали не только украинские, но и продонбасские, российские ресурсы, в том числе и «Антифашист».

— Я думаю, что они не представляли себе, что может быть такой резонанс. Потому что одной рукой они сделали всё, чтобы информация была ограничена, отключили интернет, мобильную связь, блокировали соцсеть ВКонтакте и даже ряд сайтов, а другой рукой пытались придушить шахтёров на местах. Они сами не ожидали, что так получится. Я считаю, что это непонимание реальной ситуации со стороны властей в ЛНР.

— По какому принципу блокировали сайты? Вы обратили внимание, что блокировка прошла тех ресурсов, которые заблокированы и на Украине?

— Как мне пояснили наши источники в Луганске, к ним приезжали специалисты технических отделов СБУ. Таких специалистов в ЛНР нет. На Украине нечто похожее сделано уже несколько лет, а сейчас то же самое сделали в ЛНР.