Мозырско-киевский след революционера Керенского
Ровно 50 лет назад, в этот день, 11 июня 1970 года, в Нью-Йорке скончался Александр Керенский, второй председатель Временного правительства, который своим решением (манифестом) аккурат перед большевистским переворотом официально провозгласил Российскую империю республикой.
Сделал это Керенский, не дожидаясь Учредительного собрания, которое должно было решить, каким должен быть строй в России. Потому что к тому времени он уже совершил очередной госпереворот в государстве, существовавшем на обломках империи. Для начала он себя провозгласил главнокомандующим российских войск, а потом сначала изменил структуру Временного правительства, создав там свой «деловой кабинет» — Директорию, а потом распустил и Государственную Думу, ранее утвердившую его «премьером», и создал Временный совет Российской республики (Предпарламент). Чтобы, значит, всячески поддерживать законодательно шаги его Директории.
Но Керенского предал даже его «Предпарламент», и он оказался диктатором чисто номинальным. Без власти. Без войск. Без опоры на общество, которое боготворило его, но полностью разочаровалось в «пустышке». Как он сам как-то потом сказал, «между молотом корниловцев и наковальней большевиков». И 25 октября (7 ноября) 1917 года случилось то, что и должно было случиться — большевики, которые знали, чего хотят, отыскали в уличной грязи и пыли валяющуюся там власть и оседлали её. Почти на 74 года.
Но уже тогда, в 1917-м, это был бесславный конец политика, который вполне может считаться предтечей всех выскочек, политических выкидышей и недокидышей революций, которые тоже можно считать прообразами нынешних «цветных революций». Те, которые решают проблему захвата старой власти в новые руки, но потом останавливаются на полпути в переменах, которые предопределили смену режима и нужны государству и людям. Да, в марте 1917 года не большевики, которые на то время были никем, и до возвращения вождей из эмиграции возглавляли их великие «никто», а именно такие, как Керенский, свергли царя-императора, на бумаге провозгласили свободы и демократию, начали рушить государственные институты и устои, но на этом и остановились.
Керенский и его соратники не хотели и не могли решить вопросы собственности на богатства страны и более-менее справедливого распределения общественного продукта. И они стали неинтересны народу. И Керенский прошёл путь от человека, которого в начале политической карьеры называли не иначе, как «рыцарь революции», «львиное сердце», «первая любовь революции», «народный трибун», «гений русской свободы», «солнце свободы России», «народный вождь», «спаситель Отечества», «пророк, герой и добрый гений русской революции», «первый народный главнокомандующий», до растерянного, сломленного и мятущегося неудачника, которого преданный им генерал Лавр Корнилов обещался повесить вместе с лидером большевиков Владимиром Лениным на соседних деревьях.
И такие противоречия определяли всю жизнь Керенского. Он всё время что-то либо преодолевал, либо пристраивался, либо делал то и другое одновременно. В детстве переболел туберкулёзом кости и долгое время для исправления ноги носил тяжёлый сапог с грузом, но в гимназии был отменным и умелым танцором и показным весельчаком-заводилой, самодеятельным актёром. Получил блестящее образование, но, по общему мнению, не имел никаких манер, которые получались у него как натужные кривляния. Считался очень умным, но, по данным полиции, лечился от неведомой болезни в Финляндии в частной психиатрической лечебнице доктора-психиатра Григория Цильборга. В 35 лет ему вырезали одну почку, что в то время сильно укорачивало жизнь, но он всё равно прожил до 89 лет. Хотел осчастливить простых людей, но сам был потомственным дворянином и женился на Ольге Барановской, дочери царского генерала-«сатрапа». Был под надзором полиции, но она ему не мешала слыть революционером и даже в таком качестве баллотироваться в Госдуму. Сверг императора, но потом несколько месяцев подряд вёл переговоры, чтобы отправить царскую семью в Англию, к двоюродному брату. Подписал манифест о запрете в России смертной казни, но всё время в истерике требовал наказания кровью для «врагов революции и демократии». Под конец жизни, он, которого с его же подачи все считали «непримиримым врагом Совесткой власти и СССР», с 1968 года вёл переговоры о посещении бывшей Родины. Он, говорят, был даже согласен признать «логическую правомочность и правомерность» Великой Октябрьской социалистической революции, чего от него требовали в СССР, но ему всё равно отказали.
Но самый грозный и неожиданный «скелет в шкафу» этого революционера-лузера обнаружился в его происхождении. В бурные годы после гражданской войны ставший писателем казачий генерал Пётр Краснов оживил в западной прессе старую легенду конца XIX века о том, что Керенский мог быть не родным, а приёмным, тайно отданным на усыновление сыном потомка пензенского священника Фёдора Михайловича Керенского, ставшего потомственным дворянином, и купеческой внучки Надежды Александровы немецкого происхождения (в девичестве Адлер).
Настоящей же матерью Александра Керенского якобы является Геся Гельфман, революционерка из террористической организации «Народная воля», которая 1 марта 1881 года убила «царя-освободителя», императора Александра II. Так вот эта Геся после Софьи Перовской, организовавшей убийство царя, должна была стать второй в XIX веке женщиной, казнённой в России на виселице. Но не стала. Ибо за четыре дня до казни написала в суд заявление, что беременна на четвёртом месяце. А тогдашним законам империи ребёнок в животе преступницы считался невиновным и не заслуживал смертной казни. И Перовскую с остальными цереубийцами повесили 3 апреля 1881 года, а вот Гесе позволили разродиться. И она 12 октября 1881 года родила в Санкт-Петербурге в тюрьме…
И вот здесь начинается чистая конспирология, густо замешанная на сплошных переплетённых между собой тайнах. В легенде Краснова сотоварищи не сходится всё. И по датам, и по полу. Официально наш герой, мальчик Саша в семье Керенских родился 22 апреля, а не в октябре. К тому же полицейские источники официально указывают, что Геся Гельфман родила девочку, которую у матери отобрали насильно в январе 1882 года, передали в приют под номером А-824, как «дочь неизвестных родителей». И уже в феврале 1882-го скончалась Геся, а через год и сама дочь «А-824». Как написали, от «неизвестной болезни».
И это официальная версия судьбы Геси Гельфман и её дочери. Но к ней как были тогда, так остаются и сейчас ряд вопросов. Например, почему новый император Александр III сначала заменил смертную казнь Гельфман вечной каторгой, а потом всё же медленно и жестоко казнил её. Всё дело в том, что Геся умирала в страшных муках. Роды у неё в Петропавловской крепости почему-то принимал пользовавший царскую семью опытный лейб-акушер Илья Баландин. При родах у матери случились страшные разрывы женских органов. Но врач Баландин запретил накладывать швы. В итоге причину смерти Геси медики установили и описали так: «Промежность представляет незаживший, неполный её разрыв во время родов….
1) 12 октября 1881 года Гельфман родила, при чём произошёл разрыв промежности, и в послеродовой периоде она в течение продолжительного времени лихорадила.
2) 24 ноября 1881 года при первых регулах у неё развилось воспаление околоматочной брюшины.
3) 17 января 1882 года при вторых регулах вышеуказанный процесс обострился и с 25 января при потрясающих ознобах перешёл в общее воспаление брюшины.
Причиной смерти Гельфман было упомянутое выше гнойное воспаление брюшины».
Другими словами, жизнь Геси после рождения дочери — это была растянутая во времени казнь, долгая и страшно мучительная. Император-сын поклялся наказать смертью убийц своего отца и сдержал своё слово. А врач Баландин получил за свои «услуги» 300 рублей, громадную по тем временам сумму. Но отказался от неё в пользу акушерки-ассистентки. То ли мало дали, то ли чтобы совесть не мучила. Вот на совесть и напирают сторонники спасения ребёнка террористки: мол, чтобы угрызения не мучили вечно и императора, он, казнив мать, распорядился сохранить жизнь дитю. И сохранил, запутав следы, сменив пол и передав на усыновление Керенским аж в Симбирск. А остальных запутали: мол, у самой матери было гнойное воспаление, но она отстояла своё право кормить ребёнка грудью, вот они вместе и могли заразиться продуктами гниения и умереть по очереди.
Так до сих пор остаётся неясным и то, кто был отцом ребёнка Геси Гельфман. А может быть, она не знала этого и сама. Ведь её фактический муж, революционер-народоволец Николай Колодкевич был арестован полицией в январе 1881 года, за месяц с небольшим до покушения. А потом на конспиративной квартире, которую Геся занимала, и из которой и вышли бомбы, 1 марта убившие императора, у неё был любовник, тоже террорист-народоволец Николай Саблин. При аресте Саблин застрелился и тем спасся от виселицы. А Колодкевич умер от цинги на бессрочной каторге в 1884 году. Но он был потомственным дворянином из Малороссии, нынешней Украины, и его семья попросила передать дочь Геси ей на воспитание. Но власти отказали. Может быть потому, чтобы ребёнок никогда не узнал, чей он.
Интересна и сама Геся Гельфман, которая могла «заразить революцией» и Сашу Керенского. Она родилась на территории современной Белоруссии в городе Мозырь в еврейской семье торговцев лесом и мануфактурой. Но год рождения её точно неизвестен, и революционными идеями она увлеклась в Киеве, куда в 1871 году 16—18 лет от роду убежала из семьи, которая хотела выдать её замуж вопреки её воле. В столице будущей Украины Геся сначала работала помощницей портнихи, а потом поступила на акушерские курсы при Киевском университете, рассаднике революционных идей. Она участвовала в собраниях нелегальных социалистических кружков, оказывала различные мелкие услуги революционерам-пропагандистам, сама участвовала в пропаганде среди рабочих.
За это она была арестована уже 1875 году, этапирована в Санкт-Петербург, там полтора года провела в доме предварительного заключения, в 1877-м осуждена и приговорена к двум годам принудительных работ. Наказание отбывала в Литовском замке Санкт-Петербурга. И тогда же познакомилась и с Саблиным, и с Колодкевичем, который тоже нахватался всего революционного в Киевском университете.
Так киевская революционная зараза» и слилась со столичной, да там и перешла к решительным действиям. После освобождения именно Геся стала держательницей квартиры на Тележной улице, в которой работала динамитная мастерская «Народной воли». Геся всё знала о подготовке убийства императора, а её любовник Саблин даже просился непосредственно в группу «бомбистов», но его туда не взяли из-за излишней горячности. Как и саму Гесю. Так что на смертную казнь на виселице Геся по тогдашним законам империи вполне наработала с лихвой.
И она была красива, а возможный сын Саша Керенский очень на неё похож чисто внешне:
Сходные черты можно найти и в портретах его «отцов» — Колодкевича и Саблина:
Наверное, если случайно не повезёт какому-то исследователю в архивах, то установить истину в этом вопросе уже не удастся никому и никогда. Но иногда действительно так причудливо тасуется колода и так удивительно замешаны вопросы крови.
Сам же Александр Керенский под конец жизни был удивительно похож на «отцов» современной американской геополитики Генри Киссинджера или Збигнева Бжезинского:
Это и легенды прошлого давали удивительную почву для самых смелых «изысканий» всевозможных антисемитов, везде ищущих и клеймящих следы «наших людей». Но Керенского это под конец жизни волновало мало. Он продал свой бесценный архив американцам всего за 100 тыс. долл. И когда ему отказали во въезде в СССР, он попытался покончить жизнь самоубийством, но врачи на два года продлили ему жизнь, кормя через нос.
Его отказались отпевать русская и зарубежная православные церкви, и похоронен он в Лондоне на кладбище «Putney Vale Cemetery», которое не принадлежит какой-либо одной конфессии. Нормально для человека, у которого вера, совесть и Отечество — это революция. Бессмысленная и беспощадная.
