Посёлки северо-запада Донецка. Жизнь на краю войны

На северо-западе Донецка, сразу за железнодорожным вокзалом и вплоть до руин аэропорта, раскинулись несколько посёлков. Застанционный, Северный, Октябрьский плавно переходят друг в друга, и не местному жителю трудно разобраться, где заканчивается один и начинается другой.

Названия посёлков разные, а беда на всех одна – война. В течение 2014-15 годов посёлки практически ежедневно находились под обстрелами украинской армии. Именно здесь упала и разорвалась первая мина Украины. Именно здесь при обстрелах ВСУ погиб первый мирный житель Донецка. Не удивительно, что именно здесь был открыт первый в Донбассе памятник мирным жителям, погибшим при варварских обстрелах некогда родного государства. По данным на 2016 год только в одном Куйбышевском районе Донецка, куда территориально относятся все посёлки, погибло 212 мирных жителей, шестеро из них – дети.

Сегодня здесь существенно тише, чем два года назад. Война продолжается, и жители посёлков всё так же засыпают и просыпаются под артиллерийскую канонаду и звуки «прилётов», но обстрелы, в основном, идут по позициям армии ДНР в районе аэропорта. Дома мирных жителей страдают нечасто. Хотя, бывает, что попадает и по ним. Так, например, 9 мая нынешнего года снаряд угодил в дом семьи Хлопониных, тогда контузию и черепно-мозговую травму получила восьмилетняя Настя, а сам дом был основательно разрушен. В конце августа в результате обстрела повреждения получил ещё один дом на улице Градостроителей. Мирные жители на этот раз не пострадали.

Сегодня я здесь, в посёлках северо-запада Донецка. Вместе с волонтёром Алексеем Березовским мы навещаем местных жителей, тех, кто всю войну, никуда не выезжая, находился в своих домах. Кто пережил все ужасы обстрелов, получил серьёзные заболевания и ранения, кто видел войну своими глазами.

Алексей Березовский – местный. Он живёт на улице Светличной, вместе с соседями, четвёртый год подряд перенося все тяготы войны. Дом Алексея серьёзно повреждён, в него не единожды попадали снаряды «града». Одна из «болванок» до сих пор лежит у него во дворе. Этот снаряд полностью уничтожил гараж Алексея, вместе с находившейся в нём машиной.

Сам, своими силами, он восстановил крышу дома купленной за недорого бывшей в употреблении металлочерепицей. Поставил новые окна. Стены пока не ремонтирует, ждёт полного окончания войны.

Я спрашиваю Алексея о гуманитарной ситуации в посёлках. «Ситуация очень тяжёлая» - отвечает он. Только под его опекой находятся 150 местных жителей, среди которых одинокие пенсионеры, лежачие больные, мамы, самостоятельно воспитывающие детей, и это – не считая хосписа и дома инвалидов, которые он также не оставляет без внимания. Выехавшие во время самой острой фазы войны местные жители неохотно возвращаются в посёлок – сказываются ежедневные обстрелы и близость фронта. Но люди не бросают свои дома, регулярно приходят туда, возделывают огороды. К слову, огород в это трудное время, для многих является огромным подспорьем, фактически, кормильцем семей.

За разговорами, мы приходим к первой подопечной Алексея, которая живёт неподалёку от него, на улице Светличной.

Валентина

Валентине Щоковой 67 лет. Свыше 40 из них она проработала в сфере дошкольного образования. Поначалу была музыкальным работником, после – воспитателем детского сада. Валентина жила в благоустроенной квартире многоэтажного дома неподалёку от шахты «Октябрьской». Одним страшным днём её квартира была разрушена попаданием снаряда. Пришлось перебираться к старенькой маме, жившей в частном доме недалеко от дочери. Но война шла по пятам за женщиной, и в дом матери-старушки также угодил снаряд. Это случилось в июле прошлого года. «Мама вот здесь сидела – показывает Валентина на скамеечку в коридоре. – Начался обстрел. Вдруг слышу такой характерный шорох, это значит, что снаряд летит в нашу сторону. Попал в крышу. Её полностью снесло, все окна повылетали. Мама сидела в коридоре, крыша стала валиться прямо на неё. Крыша, перекрытия, потолок – всё упало на маму. А она же старенькая, ни отскочить, ни убежать не могла уже. Да она сразу и не поняла, что с ней случилось. Засыпало её всю. Я позвала соседей, мы вместе её откапывали. Это было очень страшно. Мама пережила шок. И вскоре после этого умерла. Всего год до своего 90-летия не дожила».

Валентина осталась в доме одна. Соседи помогли ей восстановить крышу. «Быстро организовались: кто пилу принес, кто гвозди, кто доски, и быстро всё восстановили», - говорит женщина. «Алексей вот очень помог, - показывает она рукой на Березовского. – А вообще за время войны мы очень сильно сдружились. Даже с теми, с кем не были знакомы в мирное время, стали родными друг другу. Война показала, кто есть кто на самом деле».

К сожалению, потеря мамы не стала последней в жизни женщины. В этом году она похоронила подругу, с которой была не разлей-вода с самого детства. Светлана жила рядом с Валентиной. Во время самых интенсивных обстрелов женщина уехала к сестре в российский Санкт-Петербург. Но душа постоянно рвалась домой, не смотря ни на что. Сестра не хотела отпускать, но Светлана настояла. Домой она вернулась в середине августа прошлого года. Пошла на рынок купить продуктов. То ли оступилась, а то ли кто-то толкнул её, но Светлана упала и сильно ударилась. Диагноз – перелом тазобедренного сустава и полная обездвиженность. В канун Дня шахтёра ВСУ «поздравили» шахтёрский посёлок с праздником. «Поздравили» в привычной манере – обстрелом.

- Случилось всё внезапно, - говорит Валентина. – Уже была ночь. Обстрел был коротким, буквально 6-7 мин упало на посёлок. Я сидела во дворе в это время. И снова слышу характерный шорох. Я замерла и думаю: «Ну всё, это за мной». А в июле же, месяц назад, маму завалило. Но оказалось, что это к Светлане. Прямое попадание. Дом загорелся. А она прикована к постели, встать не может. Алексей прибежал ко мне вместе с другими соседями-мужчинами, взяли ключ от её дома, уж как там они через огонь пробрались – не знаю. Но Свету вынесли. Принесли ко мне в дом, положили. Пожарных расчётов было несколько. Пожарники говорили, что случай очень тяжёлый. К утру только потушили. Дом выгорел полностью изнутри. Остались только стены. Свету забрала «скорая». После, уже в больницу, за ней приехала племянница из Стаханова, забрала её к себе. Но состояние ухудшалось с каждым днём. Так она и не оправилась ни от перелома, ни от пережитого шока, когда оказалась одна в горящем доме. В мае этого года её не стало…

Не смотря на потери и тяготы войны, Валентина старается держаться, не падать духом. Успокаивает соседей, которые возвращаются в посёлок после вынужденной «эмиграции». Женщина рассказывает, что вернувшиеся люди очень остро реагируют на выстрелы. Они пока ещё не понимают, где «входящие», где «исходящие», стреляют рядом или вдалеке, крупные или малые калибры задействованы. Не понимают и пугаются при звуках войны. Валентина рассказывает им, что да как. Говорит, что сама к обстрелам уже приучена. Нет, не привыкла, привыкнуть к смерти, пролетающей над головой, невозможно. Но приучилась, смирилась, и живёт с этим, уже автоматически понимая, грозит ли опасность. Чувство страха постепенно притупилось.

Напоследок я спрашиваю Валентину, как ей удаётся сохранять оптимизм в такой непростой ситуации. Она отвечает: «Я просто очень люблю жизнь. Люблю людей. Я стараюсь нести людям только добро. И вы знаете, я чувствую отдачу. Я улыбаюсь людям, они мне. Я помогаю людям, они мне. И так вот всём и со всеми. А ещё – я много молюсь. Молюсь за души погибших ребят. И с нашей стороны, и со стороны Украины. Во мне нет ненависти к ним. Я сама мать и понимаю, как это страшно, когда гибнут дети. Поэтому я молюсь за души погибших и здесь, и там. Мы, простые люди, и здесь, и на той стороне, не виноваты в том, что произошло».

Вадим

Вадиму 27 лет. Парень в футболке с надписью «Я русский» встречает нас во дворе своего дома. У Вадима оторвана правая рука, разорвана перепонка уха, контузия. Всё это – последствия «прилёта» в 2015 году.

- Я вышел во двор. Снаряд прилетел внезапно. Запомнил только звук сильного взрыва и яркое пламя. Потом темнота. Очнулся уже в больнице – без руки и глухой на одно ухо. С тех пор вот такой вот живу.

- Пенсию по инвалидности получаешь?

- Нет.

- Почему? – удивляюсь я.

- У меня сгорели все документы. А без них оформить ничего нельзя.

- А документы почему до сих пор не восстановил?

Парень уклоняется от ответа. Я понимаю, что у него есть какие-то проблемы, но он не хочет о них говорить. Я не настаиваю.

- Но тебе кто-нибудь помогает?

- Никто. Кроме дяди Лёши, - указывает он на Березовского.

- Как же ты выживаешь?

- Честно?

- Конечно.

- Собираю орехи. Чищу их, - показывает он чёрно-коричневую ладонь единственной руки, – и продаю на рынке. Так и живу.

Зоя Григорьевна

У ворот маленького аккуратного дома на улице Луговой нас ждёт Зоя Григорьевна. Во дворе заливисто лает маленькая мохнатая собачка, возле входной двери чинно сидят два кота. «Сами ко мне пришли во время обстрелов. Хозяева выехали, их оставили. Они к нам прибились. Да так и остались с нами жить», - улыбается старушка.

Зое Григорьевне 78 лет. Всю жизнь она трудилась на ответственных работах – была заведующей секретной частью в одной из приграничных воинских частей, потом – старшим инспектором по кадрам и заведующей канцелярией в областном управлении кинофикации. Здесь, на Луговой, она живёт вместе с женой родного брата, Любовью Самойловной. Женщина уже почти семь лет парализована. Зоя Григорьевна ухаживает за ней. Ухаживает, к слову, очень хорошо. В доме чисто и напрочь отсутствует тот специфический запах, присущий домам, где есть лежачие больные.

Всю войну две старушки провели здесь. Они остались дома даже тогда, когда улица Луговая полностью опустела. «Остались только мы с Любой да сосед в доме напротив, он младше меня на два года. Все остальные выехали. Все-все», - говорит Зоя Григорьевна.

- А до войны сколько людей здесь было?

- Точно сказать не могу, но на улице 84 дома. В каждом жила семья, как минимум, из двух человек. Вот и считайте.

Сейчас постепенно улица снова заполняется своими жителями.

Прямых попаданий в дом к старушкам не было, Бог миловал, как говорит Зоя Григорьевна. Но в период самых страшных обстрелов, один из снарядов разорвался во дворе, у калитки. В доме тогда вылетели все окна, сейчас оконные проёмы затянуты пленкой и забиты фанерой. Обстрелы женщины пережидали в комнатах. Подвал в доме был, но спускаться туда и оставлять Любовь Самойловну одну Зоя Григорьевна не могла. Так и сидели, прижавшись друг к другу, моля Бога о том, чтобы пронесло. Но теперь в доме нет и подвала.

- Приходила к нам комиссия, фиксировать повреждения. Я показала на подвал, сказала, что он тоже повреждён. А они мне говорят: «Это он от старости рухнул». И не внесли в перечень разрушений.

- А на самом деле как было?

- На самом деле, когда снаряд разорвался у ворот, разворотило фундамент дома, и тогда-то подвал и рухнул. Я фундамент восстановила своими силами, к властям не обращалась. Но подвал, конечно, самой восстанавливать очень тяжело.

Пенсия Зои Григорьевны – 2600 рублей, у Любви Самойловны такая же. Вдвоём старушки выживают, как могут, на 5200. На них питаются и покупают лекарства. Денег, разумеется, катастрофически не хватает. Узнав о том, что можно оформить материальную помощь в размере полутора тысяч рублей, Зоя Григорьевна пошла в местное управление соцзащиты.

- Я захожу со всеми нашими документами, а там сидит дама молодая, нога за ногу, и говорит, что нам помощь не положена. Ну, не положена, так не положена. Я развернулась и побрела домой.

Зоя Григорьевна смахивает с глаз слёзы…

Продолжение следует.