«Родился в войну, и помирать придётся на войне». Жизнь на окраине Донецка

В ДНР растет количество нуждающихся людей. Эти слова я услышала от волонтёра Андрея Лысенко. Мы давно не виделись и нам есть о чём поговорить.

За окном весна. Цветут абрикосовые деревья, а потому довольно прохладно. На небе сгущаются тучи, скоро пойдёт дождь. Первый, по-настоящему весенний, дождь в Донецке. В багажнике машины несколько продуктовых наборов. Мы едем на северные окраины Донецка. В последние дни там сильно стреляют. В основном, по позициям армии, но иногда снаряды рвутся во дворах жилых домов. Так было 11 апреля, когда с восходом солнца украинские артиллеристы нанесли удар по городу. Семь человек получили ранения, повреждены десятки домов. Некоторые из них расположены на Ленкоранской. Мы едем туда.

По дороге заезжаем на Путиловку – микрорайон, расположенный в окрестностях печально-известного Путиловского моста. Разбитые фасады домов, искорёженная остановка общественного транспорта, бетонные блоки на дороге. Здесь – конечная остановка троллейбуса и автобусов. Здесь заканчивается относительно мирная жизнь. Дальше – зона войны, фронт.

Мы поворачиваем на улицу Буслаева, крайнюю перед Путиловским мостом. Здесь район пятиэтажек, в которых теплится жизнь. Теплится, потому что здесь не живут, здесь выживают вопреки всему: ежедневным обстрелам, нищенским зарплатам и пенсиям, полуголодному существованию. Андрею позвонили знакомые и рассказали о том, что в одной из пятиэтажек живёт одинокая пожилая женщина. Пенсия – чуть меньше трёх тысяч, из них большая половина уходит на лекарства. На еду практически ничего не остаётся, живёт впроголодь.

Мы долго не можем попасть в дом – подъезд закрыт на кодовый замок, поставленный ещё до войны, когда в доме бурлила жизнь, звенели детские голоса, и в каждой квартире жила семья. Сейчас здесь почти никого не осталось. Пока Андрей стучит в пробитую осколками снарядов и тщательно заклеенную скотчем дверь, я осматриваю двор. Всё очень чисто и аккуратно. Оконные проемы с разбитыми стеклами закрыты фанерой или затянуты плёнкой, под искорёженными балконами тщательно подметен мусор. А ещё – много нарциссов и первоцветов, лилий и тюльпанов. Несмотря ни на что, весна берёт своё.

Наконец дверь открывается. На пороге подъезда, у пробитой осколками двери, стоит измученная войной пожилая женщина. Я не могу назвать её старушкой, хотя, ей далеко за 70. Антонина Павловна держится с большим достоинством, и я понимаю, что если бы неравнодушные люди не написали Андрею о том, что она нуждается, сама бы она никогда не попросила о помощи. Она не сразу понимает, что происходит и кто перед ней. А когда понимает, начинает плакать, не в состоянии поверить в то, что так бывает, что она кому-то нужна, и что совсем незнакомые люди так просто могут приехать и помочь.

Таких – одиноких, пожилых, больных, с палочками в руках и потухшими подслеповатыми глазами – здесь много. Тут каждый нуждается в помощи, а значит, мы сюда ещё не раз вернёмся.

…На полной скорости проносимся по Путиловскому мосту. Здесь линия фронта, и ехать медленно, становясь мишенью снайпера, тут не принято.

Стела, венчающая въезд в город, на которую прикрепили орден Республики и слова «город-герой», уже вся изрешечена осколками.

Мы на Ленкоранской. Чуть больше километра – и Пески, где стоит украинская армия и откуда она бьёт по мирным районам Донецка. Люди, живущие здесь, и их дома серьёзно пострадали при обстреле 11 числа. Прямо в центре двора разорвался артиллерийский снаряд. Сегодня огромная воронка засыпана землёй, убраны поломанные ели. А во дворе гуляют дети и сидят на лавочках приглядывающие за ними взрослые. О страшном обстреле напоминают разбитые балконы и затянутые плёнкой оконные проёмы.

Мы поднимаемся в квартиру к Ольге. Она сама воспитывает четверых детей. До войны работала в банке, заработка хватало на то, чтобы поднимать их одной. С началом обстрелов, чтобы уберечь детей, она выехала на территорию Украины. Хотя, тогда, в 2014-м, Донецкая область в сознании людей была неотъемлемой частью Украины, и не было никакой разницы куда ехать – лишь бы подальше от рвущихся прямо во дворе мин и снарядов. Ольга с детьми поселилась в женском корпусе Святогорской Лавры в окрестностях Славянска. Здесь, под сенью куполов и крестов, она провела несколько лет. Год назад вернулась домой. Поняла, что война может длиться ещё долго, а жить вдали от дома годы напролёт она не хотела. Донецк встретил Олю и её детей неласково – на них смотрели косо, мол, сколько времени прожили там, у «укропов». А она не жила у «укропов», она жила в монастыре, много молилась о мире, думала, мечтала о том, как вернётся домой.

«Бывает, что ко мне подходят прямо на улице, говорят какие-то гадости, как будто бы я в чём-то виновата. Это всё очень неприятно переживать, очень» - вздыхая, говорит она.

11 апреля Оля пила чай на кухне, когда внезапно услышала страшный грохот.

«Чашка вылетела из рук, и оказалась в углу кухни, весь чай на полу» - описывает силу взрывной волны женщина.

Выживать очень тяжело, помимо бесконечных обстрелов – безработица, нищета, болезни. У Оли обострилась давняя детская травма, предстоит длительное лечение в больнице. Из скудных доходов семье придётся тратиться на лекарства. На еду практически ничего не остаётся. Оля, вместе с мамой-пенсионеркой и сыном (трое остальных детей в школе и детском саду), были несказанно рады нашему внезапному визиту. Они также ни о чём не просили, о них Андрею в соцсетях рассказали его знакомые.

Дед Михаил родился в 1938 году. Он был совсем маленьким, когда началась Великая Отечественная. Помнит, как вместе с мамой и бабушкой – отец был на фронте – жил в землянке, как сильно заболел, как бабушка надела на него красивую белую рубаху, думая, что он скоро умрёт: температура была выше 40. Но он выжил. Выжил вопреки фашистским обстрелам, вопреки тяжёлой болезни. Тогда его спасло чудо.

«Вторую войну переживаю на своём веку, - говорит он. – Родился почти что в войну, видать, и помирать придётся на войне. А Бог есть. Он меня тогда, в детстве спас, и сейчас тоже».

Он верит, что 11 апреля его также спасло чудо. В то утро был красивейший рассвет, солнце золотило верхушки деревьев, и он захотел выйти на балкон своей квартиры на пятом этаже. И уже было пошёл. Но что-то внутри подсказало ему не выходить, некая сила развернула и направила в другую комнату. Через несколько минут раздался оглушительный взрыв. Снаряд разорвался под окнами деда Михаила, разнеся обшивку балкона и остекление, выбив окна в квартире. Если бы он стоял в это время на балконе – его уже бы не было в живых. В самом лучшем случае, он получил бы тяжёлое ранение.

Дед Михаил едва передвигается по дому, ходит с палочкой или опираясь на ходунки. О частом посещении магазина речи нет. Скромная пенсия не позволяет покупать колбасу, мясо, сладости. Он плакал от счастья, когда увидел «деликатесы», которые сам себе он позволить не может уже очень давно…

Неподалёку от Ленкоранской, ещё ближе к Пескам, расположена улица Шахтёрской славы. Мы едем к слепой одинокой женщине, живущей здесь.

Нам открывает дверь её соседка, которая помогает ей управляться по дому. Рассказывает, что несчастье случилось с ней 8 марта, в международный женский день. От постоянного нервного напряжения случился инсульт, как результат – слепота. Нина Степановна плачет взахлёб. Соседка уговаривает её успокоиться, говорит, что поднимется давление и заболит сердце. Но она не может успокоиться и рассказывает, рассказывает, рассказывает…Как тяжело её жить одной тут, на линии фронта, как страшно от обстрелов, а сейчас страшнее ещё больше – теперь она не видит, куда бежать прятаться от летящих снарядов, как всю жизнь проработала она на заводе, как получила звание ветерана труда, как похоронила сына…

Она не может увидеть тех продуктов, что мы ей привезли. Но ей это и не важно. Ей важно простое человеческое общение, внимание, ей важно, чтобы кто-то просто взял её за руку, обнял и сказал, что всё будет хорошо…