Возможны ли повторения армянского сценария в союзных России странах Евразийского союза?
На фоне происходящего в Армении все больше людей задают вопрос, возможно ли повторение подобного сценария в странах-союзниках России по Евразийскому союзу.
Называть, правда, события в Армении «майданом» было бы несколько неверно, тем более противостояние еще не завершено (у власти по-прежнему может сохраниться карабахский клан и Республиканская партия), а лидер протестующих Никол Пашинян заявлял, что его соратники не намерены пересматривать геополитический выбор Армении в пользу российских экономических и военно-политических интеграционных проектов.
Тем не менее, евроатлантический блок не снимал задачу по отрыву от России бывших советских республик, задействуя широкий арсенал инструментов. Но в одной из предыдущих статей уже говорилось о том, что любое внешнее воздействие на государственную власть не достигает успеха, если внутри страны нет массового недовольства властью и существенных линий раскола в обществе.
С этой точки зрения наиболее устойчивой республикой является Белоруссия. Эта страна выгодно отличается отсутствием крупного компрадорского капитала, который способен был бы финансировать оппозиционные к власти политические проекты. Внутри элиты нет линий раскола, а выбор в пользу интеграционных проектов с Россией был сделан еще в середине 1990-ых, когда сама Россия находилась примерно в таком же состоянии, примерно как сейчас Украина. В сущности, на Западе у Минска нет союзников, а Александр Лукашенко настойчиво отвергает все попытки ЕС вовлечь Белоруссию в свою зону влияния, лишний раз доказав это отказом ехать на ноябрьский саммит Восточного партнерства.
Кроме того, в Белоруссии фиксируется наименьший уровень социального расслоения на постсоветском пространстве, а государство обеспечивает вполне приличный социальный пакет работающим гражданам и пенсионерам. В отличие от соседних прибалтийских республик и Украины, Белоруссия сумела сохранить крупную промышленность, ориентированную на кооперацию с РФ.
Оппозиционные силы из числа националистов весьма слабы и маргинализированы, обладая разве что скромной медийной и финансовой помощью из Литвы и Польши. Радикальные националисты, воевавшие на Донбассе в составе нацбатальонов, являются объектом пристального внимания КГБ республики и в большинстве своем предпочитают скитаться по Украине, требуя предоставления украинского гражданства, чем возвращаться в Белоруссию.
В общем, пока при власти в Белоруссии будет находиться Лукашенко, эта республика будет иметь внутриполитическую стабильность и сохранять промышленную базу. Важным вопросом для Белоруссии станет транзит власти – но, если не случится форс-мажоров, Лукашенко будет сохранять президентское кресло минимум до 2025 года.
В принципе, этот же тезис относительно внутриполитической стабильности применим и к Казахстану. Однако Нурсултану Назарбаеву уже 77 лет, потому вопрос транзита власти для Казахстана может стать актуальным уже в 2020 году, когда должны состояться очередные президентские выборы. А вот как будет развиваться Казахстан без Назарбаева – большой вопрос, ведь среди элит республики имеются те, кто смотрит не только сторону России, но в сторону ЕС и США, а также Китая. Покамест Назарбаев выступает фигурой, которая балансирует интересы различных групп влияния, но давать однозначный прогноз, как будет развиваться ситуация в Казахстане без Назарбаева необычайно трудно.
Когда в прошлом году было объявлено о планах перевода казахского языка на латинскую графику с 2025 года, немалое количество представителей экспертного сообщества расценило этот шаг как реверанс в сторону Запада и как попытку ослабить влияние Москвы в Казахстане, поскольку данная реформа снизит интерес местной молодежи к русскому языку (притом количество русских в Казахстане уменьшается как в абсолютных значениях, так и в относительных). Быть может, причина в том, что Назарбаев осознает сложность передачи власти преемнику без одобрения Запада, потому вынужден заигрывать с последним. Имеются ли у Москвы сценарии, способные предотвратить приход к власти в Казахстане после Назарбаева сил, которые будут нацелены на деструкцию евразийских интеграционных проектов, – большой вопрос.
Наиболее проблемными в части повторения «армянского сценария» являются Киргизия и Таджикистан, не входящий в ЕАЭС, но являющийся членом ОДКБ. Объективно в этом регионе происходит перераспределение влияния от России в пользу Китая. Покамест этот не является необратимым, но данная тенденция набирает обороты. Но не только это является предметом тревоги.
В Киргизии продолжается противостояние между Югом и Севером страны – север более вестернизирован и этнически однороден, юг более консервативный и бедный, а также имеет более пестрый этнический состав (на юге страны проживает немалое количество узбеков). Противостояние между южными и северными кланами становились причинами государственных переворотов в 2005 и 2010 году. Сперва умеренно автократический режим северянина Аскара Акаева сверг клан южанина Курманбека Бакиева, а в 2010 году на смену последнему пришли северяне Роза Отунбаева и Алмазбек Атамбаев. В 2017 году северянина Атамбаева на посту президента в результате выборов сменил Сооронбай Жээнбеков. Противостояние кланов никуда не делось, пускай и несколько затихло, перейдя в позиционную фазу – ныне кланы Жээнбекова и Атамбаева конфликтуют между собой, что является одним из главных внутриполитических сюжетов в республике.
Все это накладывается на слабость государственных институций, низкий уровень жизни и высокий уровень коррупции, а также на активность широкой сети западных НПО и НКО и бурной деятельности американского посольства. Анализируя роль внешних сил в политических раскладах нужно помнить, что США получили два болезненных «щелчка по носу» от Киргизии – закрытие авиабазы «Манас» в 2014 году и денонсация Соглашения о сотрудничестве в 2015 году, а потому так или иначе, но Штаты наверняка захотят отомстить среднеазиатской республике. К примеру, через поддержку исламистского подполья, сконцентрированного преимущественно в Ферганской долине. Не получится ли так, что одной рукой США будут поддерживать исламистов, а другой предоставлять Бишкеку зонтик безопасности, вытесняя тем самым из региона Россию?
Противоречива ситуация в Таджикистане. Казалось бы, президент Эмомали Рахмон обладает всей полнотой власти в республике, сумев задавать своих последних системных оппонентов из уже запрещенной Партии исламского возрождения Таджикистана и вычистив из госструктур представителей оппозиции исламистского толка, вошедших в них по итогам гражданской войны. С другой стороны, «забронзовевший» Рахмон не в состоянии предложить населению Таджикистана сколько-нибудь привлекательный образ будущего. Как свидетельствует опыт, к примеру, свергнутых Сержа Саргсяна и Роберта Мугабе, когда правитель восседает в президентском кресле излишне долго и уже не способен улучшать жизнь широких народных масс, против него неизбежно начинаются акции прямого социального и политического действия.
В общем-то, работы для российской дипломатии и прочих компетентных органов на постсоветском пространстве хватает. Россия, конечно, менее искушенная в части применения социальных и политических технологий за рубежом по сравнению с Западом. Но особый характер двусторонних связей РФ с республиками ЕАЭС и ОДКБ позволяет нивелировать существующую разницу. Правда, во избежание потрясений в союзных республиках Москве необходимо выстраивать коммуникацию не только с элитами республик, но и с широкими народными массами, используя куда более эффективно инструменты «мягкой силы».
