«Я вынуждена только ходить и плакаться». Как в прифронтовом районе Донецка выживает мать с сыном-инвалидом
Жизнь людей, волею судьбы ставших инвалидами, полна лишений в любом регионе планеты. Они ограничены в том, что всем остальным кажется совершенно естественным и незаметным — прогулки на свежем воздухе своими ногами, возможность самостоятельно есть, включить и выключить телевизор, компьютер, телефон, взять с полки книгу и поставить её на место. В любом возрасте они как малые дети, за которыми нужен постоянный уход и присмотр. Но всё становится ещё сложнее, если жизнь такого человека и его опекуна протекает на войне.
До 23 лет Вячеслав Тахташ был полностью здоровым парнем. Он окончил школу, потом училище, работал в шиномонтаже, встречался с девушкой. 2013 год разделил его жизнь на «до» и «после». 19 марта того года он попал в страшную автомобильную аварию, после которой стал инвалидом. Он получил тяжелейшую черепно-мозговую травму, перенёс несколько сложных операций, трепанацию черепа, несколько месяцев провёл в лечебном учреждении. Ирина, мама парня, показывает его фото во время лечения — он выглядел крайне плохо, балансируя буквально на грани жизни. Но она его выходила — чудом. Несмотря на то, что теперь он ничего не помнит (каждый день для него полностью новый, и он не помнит, что происходило вчера), не ходит и почти не говорит, Славик невероятными усилиями врачей и мамы выжил.
Их проблемы начались сразу, как только Ирина стала оформлять Славику инвалидность. «Когда я оформляла инвалидность ему, попросила его товарища принести трудовую с работы. Он принёс (она до того четыре года пролежала в сейфе у руководителя), и оказалась, что она пустая! То есть, несмотря на то, что Славе говорили, что он официально оформлен, и в трудовой есть запись, на самом деле оказалось, что никаких записей в ней нет! Получилось, что у него официально нет никакого стажа, и ему дали статус бесстажевого инвалида», — рассказывает Ирина. Ходить к хозяину шиномонтажа, добиваться справедливости возможности не было — нужно было выхаживать сына.
Ирина выхаживала сына сама — через полгода после аварии, в которой разбился Славик, умерла мама женщины, они остались с сыном вдвоём в одной комнате девятиэтажного дома в прифронтовом Петровском районе Донецка. Чтобы хоть немного улучшить жилищные условия, Ирина встала в квартирную очередь. «Записали 700-й, — рассказывает она. — Люди говорят, что стоят с конца 70-х годов, по 45 лет уже, и никаких квартир так и не получили». С отцом парня Ирина была в разводе, они разошлись, когда Славик был совсем маленьким. Тем не менее, мужчина помогал семье. Не оставил он их и тогда, когда с сыном случилась беда — помогал, как мог, несмотря на то, что имел другую семью. Но в январе 2015 года Юрий погиб под Еленовкой — он воевал в донбасском ополчении. После смерти мамы и бывшего мужа помочь Ирине совершенно некому, они со Славиком едва сводят концы с концами.
«До войны я работала продавцом в магазине, Славик в шиномонтажке, нам хватало, мы нормально жили и ни на что не жаловались. А теперь вынуждены стоять с протянутой рукой», — рассказывает Ирина.
Их совокупный доход на семью не дотягивает даже до 10 тысяч рублей в месяц. «Славику платят 4800 в месяц, и раз в три месяца доплачивают по полторы тысячи рублей. Мне платят 4600. Это весь наш доход. Никаких субсидий нам не положено, льгот на оплату квартиры тоже, платим полную сумму коммунальных. Ни лекарств купить, ни операцию сделать, ничего!», — плачет женщина.
В июле 2014 года специалисты из российской Тулы принимали пациентов в Мариуполе. Необходимая Славику операция стоила тогда десять тысяч гривен. Ирина договорилась с врачами, но помешала война: обстрелы, бои, блокпосты, везти парня на инвалидной коляске через все эти преграды было опасно. Сейчас можно поехать прямо в Тулу, но нужны деньги не только на операцию, но и на проезд, проживание, анализы, и такой суммы у семьи с мизерным доходом просто нет.
Когда Славик лежал в реанимации, сразу после аварии, ему назначили довольно действенный препарат, после того, как он вышел из комы, это лекарство помогло ему начать отвечать глазами на вопросы мамы, а потом немного говорить. «В начале войны я снова проколола ему 10 ампул этого лекарства. Но результата не было», — рассказывает Ирина. «А почему только 10?», — уточняю я. «Это было лето 14-го года, нас постоянно бомбили, наш Петровский район. В аптеке оставалось всего 10 ампул этого лекарства, оно очень дорогое, и меня попросили его выкупить даже со скидкой в 50%. Из-за постоянных обстрелов в аптеке часто не было света, и эти ампулы просто негде было хранить, холодильник не работал. Вот я их срочно и выкупила», — отвечает она.
Ирина говорит, что это лекарство, которое благотворно влияет на восстановление памяти и речи, необходимо колоть раз в полгода, курсом по 20—40 ампул. «В наших аптеках, в ДНР, этого лекарства нет сейчас, потому что его производят только на Украине. В начале войны папа покупал Славику российский аналог, но он нам не помог. Это лекарство есть в Курахово (город в Донецкой области, подконтрольный Украине — ред.), в самой дешёвой аптеке одна ампула стоит 1270 гривен, значит 20 ампул выйдет больше 25 тысяч гривен. Где нам взять такие деньги?!», — сокрушается она.
Во время артобстрелов Петровского района один из снарядов разорвался совсем рядом с домом Ирины и Славика — осколками серьёзно повредило балкон. «Я обращалась в администрацию района, — рассказывает женщина. — Но нам никто так и не помог. Мне пришлось самой собирать деньги и делать ремонт за свой счёт. Зимой так холодно было, мне Славу приходилось в сапоги обувать! Представьте, он лежал на кровати в сапогах!». «А как вы с ваших доходов деньги собрали?», — интересуюсь я. «Иногда раз в несколько месяцев, иногда раз в полгода нам выплачивают по пять тысяч рублей за гибель отца Славика. Вот эти деньги я собирала, никуда не тратила, собрала почти 20 тысяч, таким образом, и отремонтировала балкон», — рассказывает Ирина. «Я эти деньги называю алиментами с того света», — грустно говорит она.
В лекарствах нуждается теперь и сама Ирина. От бесконечных стрессов она серьёзно заболела — сначала подскочило давление, а потом начались серьёзные проблемы со спиной и позвоночником, из-за чего уже более полугода женщина не может вывести сына на улицу. Ирина говорит, что ей положена группа инвалидности, но в ней ей отказывают из-за того, что она не отлежала положенный срок в больнице. «А я отлежать не могу, — говорит она. — Я же без него не лягу, он один оставаться не может никак, и присмотреть за ним некому. Я попробовала лечь с ним вместе, но мы в той больнице продержались всего два дня, и нас выгнали!». «Как это выгнали?», — недоумеваю я. «А вот так! Нас положили в общую палату, а там в десять вечера отбой, но в палатах начинается "веселье" — разговоры, шум. Славик этого не переносит, начал сразу нервничать, потом кричать. Ну, кому это понравится? — говорит она. — А знаете, что нам написали в выписке? Почему нас выгнали? Якобы, Славик ссорится с пациентами в палате и даже пытался ударить врача! А как он может с кем-то ссориться или, тем более, бить кого-то, если он с кровати сам встать не может!».
Ирина ведёт меня на кухню и показывает все выписки: и из больницы, где она попробовала полежать с сыном, и откуда их выгнали, и историю своей болезни, и выписку о гибели отца Славика под Еленовкой, и выписку о ДТП, в котором разбился сын (все выписки есть в распоряжении редакции — ред.). Ворох бумаг, с которым ей теперь приходится жить, чтобы доказать, что она имеет право хоть на что-то. «То есть для вас сейчас основная проблема — это получить группу инвалидности для себя? А что это вам даст?» — уточняю я. «Прежде всего, мне будет положена помощь соцработника. Для нас это очень важно, потому что иногда я просто не могу оставить Славу, чтобы даже выйти в магазин, здесь рядом, уже не говорю о том, чтобы выехать в город. Мне нужно, чтобы кто-то помогал мне его выводить на прогулку. Соседи у нас все пожилые, помочь с этим нам некому. Мне очень нужна помощь, чтобы его выхаживать, но своих сил у меня всё меньше и меньше. И ещё, если будет группа, мне будет положено чуть более высокое пособие — будет хватать на лекарства для себя, корсет хоть куплю для спины!» — говорит Ирина.
Она обращалась к депутатам, обращалась и в вышестоящие инстанции, просила о том, чтобы попасть на приём к руководителям, однако, по её словам, на все письма, ей регулярно приходят отписки, что Славику предоставили коляску, ходунки, ортопедическую обувь. «Да я всё это знаю, и за всё очень благодарна, — говорит она. — Но мне нужна группа инвалидности, которая мне положена из-за моего заболевания, но мне её не оформляют, потому что я достаточный срок не отлежала в больнице. Но я не могу отлежать, мне некуда деть сына! И с ним не могу, потому что он не может находиться в общей палате, он начинает нервничать, кричать, и нас просто выставляют оттуда!».
Женщина хотела попасть на приём к руководителям, чтобы лично рассказать о своей тяжёлой ситуации, рассказать, почему ей так важна группа инвалидности, попросить о помощи. «Потому же нам ничего не положено! По утере кормильца Славику, говорят, не положены выплаты, потому что он не инвалид детства. Малообеспеченной семьёй мы тоже не считаемся, да мы даже и семьёй не считаемся, потому что он взрослый уже, и он проходит как отдельный инвалид, а я — как отдельное от него лицо! Льготы по оплате коммунальных нам тоже не положены, потому что с Юрой мы были в разводе на момент его гибели в ополчении. Но от того, что мы были в разводе, Славик же не перестаёт быть его сыном, тем более, сыном-калекой!» — эмоционально говорит она. «Раньше мы работали, и я, и Славик, мы не нуждались ни в чём, а сейчас я должна ходить с протянутой рукой и плакаться везде» — снова повторяет Ирина и начинает плакать.
В этом замкнутом круге Ирина живёт довольно долго: у неё заболевание позвоночника и ей могут дать инвалидность, но для её получения необходимо определённый срок отлежать в больнице, чего она позволить себе не может никак. Наличие группы позволит ей получить в помощь соцработника, и чуть более высокие соцвыплаты, чтобы начало хватать хотя бы на недорогие лекарства для сына и себя. Казалось бы, вполне очевидно, что мать одна выхаживает сына-инвалида, сама серьёзно подорвав здоровье за эти годы. И то, что выжить на мизерные пособия парню-инвалиду и его больному опекуну на войне очень трудно, очевидно также. Очевидно. Но, пока ещё не всем.
