«Кузькина мать» и история популярного мифа
Никита Хрущёв, безусловно, был не лучшим лидером СССР, неоднократно принимал разрушительные для страны решения (ликвидация МТС, кукурузная авантюра) и говорил откровенные глупости вроде того, как Сталин руководил войсками по глобусу. Но уж совсем маргинального дурака из него сделала американо-перестроечная пропаганда. Чуть ли не первое, что сейчас приходит в голову обывателя, когда говоришь про Хрущёва, — это «кузькина мать» и стук ботинком по трибуне в ООН. А ведь такого на самом деле никогда не было. В смысле, «кузькина мать» была, но не в ООН, ботинок был, но не на трибуне, стук был, но не ботинком.
Миксеры против ядерной бомбы
«Кузькина мать» прозвучала из уст Хрущёва и ушла в народ ровно 62 года назад, 24 июля 1959 г. на выставке «Промышленная продукция США» в московских «Сокольниках», куда приехал Ричард Никсон. Практически в то же время в «Колизее» (Нью-Йорк) проходила аналогичная советская выставка. Недавно переживший страшную войну, разрушившую половину страны, Советский Союз, тем не менее, опережал всех в высоких технологиях, т.е. в космической сфере, поэтому американцы решили сделать упор на потребительских бытовых товарах.
Конечно в 1959 г. бытовой техники в не затронутых Второй Мировой войной США было больше, конечно, в среднем американцы в тот момент имели больше потребительских товаров, чем советские граждане. От выставки делегация Штатов ожидала, прежде всего, пропагандистского эффекта. Консультант выставки Норман Уинстон прямо говорил: «Пусть русские захотят иметь то, что мы имеем. Пусть они требуют этого от своих руководителей. И пусть они требуют этого так громко, чтобы руководителям пришлось им ответить. Тогда, возможно, русские лидеры захотят сделать свой народ счастливее и перебросят часть ресурсов с производства оружия на производство мебели, миксеров и сборных домов». Проблема только в том, что русские лидеры и хотели бы сделать свой народ счастливее, но при ограниченности ресурсов отказаться от оружия в пользу миксеров было равносильно обречению своего народа будущей судьбе народа того же Вьетнама, на который американцы сбросили бомб больше, чем за всё время Второй мировой. Здравомыслящие граждане это конечно понимали, но у кого-то выставка американских товаров вполне могла вызвать недовольство правительством. Информационные стенды рассказывали о каких-то совершенно безумных зарплатах рабочих в США, на которые можно купить сотни килограммов хлеба, мяса, молока, не говоря уже о доступных развлечениях.
Как и любая пропаганда, эта информация отчасти была правдой, а отчасти — ложью. Ещё Генри Форд придумал схему, которая позволяла избежать коллективных действий рабочих и тем самым в корне пресечь любые, даже самые крошечные, шансы на социалистическую революцию в США. Квалифицированных рабочих отделили от общей массы, определив их в цеха узловой сборки, дали им относительно высокие зарплаты и кредитные коттеджи с приусадебными участками. Остальных же загнали на конвейер, работать на котором может чуть ли не обезьяна, и где любая забастовка заканчивалась массовыми увольнениями и набором новой партии стоящих в очереди неквалифицированных рабочих. Таковым, а их было большинство, платили копейки, едва позволяющие сводить концы с концами. Естественно, пропагандистские плакаты вещали о первом типе американских трудящихся.
Ещё в телестудии Хрущёв заявил Никсону, что СССР хочет мира, но если Штаты будут вести агрессивную политику, то найдётся, чем им ответить. Также он указал, что Советский Союз через время сможет сравняться с США и в плане объёмов и качества потребительских товаров. Затем лидеры двух государств отправились непосредственно на выставку. Никсон обратил внимание на модель «типичного американского частного дома» со встроенной бытовой техникой за 14 тысяч долларов (сейчас раз в 8 дороже), который якобы может себе позволить любой американский сталевар, что конечно было ерундой. Но у Хрущёва не имелось под рукой статистики, и он ответил, как смог, а именно стал шутить касательно машин для пережёвывания пищи, пытался в такой форме указать на бессмысленные «излишества».
Да, убедительности в его словах было мало — «излишества» в виде техники, способной освободить драгоценное время для развития советских граждан, максимально оградить их от рутинной и бессмысленной «бытовухи», были необходимы. Другой вопрос, что не до конца восстановившаяся после войны и вынужденная выделять много ресурсов на оборону советская экономика не могла дать столько бытовой техники, сколько американская. Не могла объективно. На это, на западный милитаризм, вынуждающий вооружаться, а не на бессмысленность микроволновок и миксеров стоило бы давить Хрущёву. Но он не был Цицероном, что поделать. В итоге, надеясь завершить спор в свою пользу, советский лидер сказал: «В нашем распоряжении имеются средства, которые будут иметь для вас тяжкие последствия... Мы вам ещё покажем кузькину мать!».
Сказал и сказал, вроде бы ничего особенного. Правда потом долго обсуждали, как несчастный американский переводчик перевёл идиому на английский, и что это за «мать Кузьмы» получилась.
Спор Хрущева и Никсона на выставке
Загадочная туфля
Итак, «кузькина мать» появилась на встрече с Никсоном в 1959 г., а совсем не на пятнадцатой сессии Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре 1960 г., где Хрущёв якобы бил туфлей по трибуне и грозил всем показать «кузькину мать». История с ботинком — просто детектив. По рассказам одной из сотрудниц советской делегации, лично присутствовавшей на заседании, Хрущёв немного опоздал и спешил к своему месту за столом. Один из журналистов, желавших задать ему вопрос, случайно наступил советскому лидеру на пятку, из-за чего туфля слетела с ноги. Севший за стол Хрущёв не стал надевать обувь, поскольку ему, пожилому и весьма полному человеку, было неудобно, и положил туфлю перед собой на пюпитр. Это подтверждается фотографией, где хорошо виден башмак на столе. Но это не трибуна.
Когда Хрущёв вышел выступать, в его руках ничего не было. Он говорил от себя и активно жестикулировал. Никаких ботинок на кинохронике не видно. Возможно перед выходом он всё же надел туфлю, не шёл же генеральный секретарь КПСС по залу заседаний Генассамблеи ООН босиком. Говорил Хрущёв о предоставлении независимости колониальным народам. Спросил, оскорбительно или нет называть негров чёрными. Ему из зала ответили, что не оскорбительно. Тогда советский лидер заявил, что чёрный, белый или жёлтый — это всего лишь цвет кожи, важно же, чтобы у человека не было чёрной души, а только люди с чёрной душой могут держать в колониальном рабстве других людей. Вспомнил он про «палача испанского народа» фашиста Франко, которому дали выступать в ООН, указал на то, что американцы кооптировали в высшее руководство ФРГ бывших гитлеровцев, в общем, жёг напалмом. После Хрущёва за трибуну вышел представитель Филиппин сенатор Лоренцо Сумулонга, который стал выгораживать империалистическую политику Запада и заявил, что СССР «поглотил всю Восточную Европу».
Никита Сергеевич захотел ответить и поднял руку, но его не заметили. Тогда он стал выкрикивать с места, однако микрофонов перед делегатами тогда ещё не ставили и его не услышали. Советской делегации для привлечения внимания пришлось стучать кулаками по столу. Кулаками, а не башмаками — это хорошо видно в самом начале кинохроники.
Хрущев в ООН
Фотограф Life Джон Лонгард утверждал, что Хрущёв «точно не стучал по столу туфлей», хотя показывал рукой, что может это сделать, ведь туфля лежала рядом. Затем, по словам фотографа, Никита Сергеевич, надел туфлю на ногу. Аккредитованный при ООН журналист «Нью-Йорк Таймс» Джеймс Ферон позже скажет: «Они в тот день все стучали кулаками по пюпитрам: коммунисты и представители стран третьего мира, потому что выступавший филиппинец в их глазах вёл себя как американских лакей». А по словам советского переводчика Виктора Суходрева, «в ООН он (Хрущёв — прим. ред.) стал стучать кулаками по столу в знак протеста против выступления филиппинца».
Но стук тоже не дал результата и Громыко сообразил, что можно остановить оратора «по порядку ведения», подняв табличку с названием свой страны. Так и сделали, представителя Филиппин прервали, а Хрущёва пустили за трибуну, чтобы он мог высказаться. После этого выступления «Нью-Йорк таймс» опубликовал статью о том, что Хрущёв якобы бил обувью по столу и размахивал ею. А на первой полосе газеты очутилось фото Хрущёва с ботинком в руках и подписью: «Россия вновь угрожает миру, на этот раз — ботинком своего вождя». Другие газеты, как это водится, пошли в своих «сенсационных» домыслах дальше, написав: «Разъярённый Хрущёв молотит ботинком по трибуне Генеральной Ассамблеи ООН и в исступлении кричит: „Мы вас похороним!‟». Так родился миф, который сегодня всерьёз обсуждают лингвисты и культурологи даже в России. Миф, потому что никого похоронить Хрущёв не обещал. Сказал он следующее: «Конец и могила колониальному рабству! Долой его! Надо похоронить его, и чем глубже, тем лучше!». Хотя конечно, похороны колониального рабства были бы смертельны для капитализма, может быть в этом смысл специфической трактовки американских газет, которые выставили советское правительство агрессивным и недоговороспособным. Что касается ботинка, которым Хрущёв якобы тарабанил по трибуне, предоставленная выше кинохроника опровергает и этот миф. Руки у Хрущёва пусты, а размытый ботинок на фото в американской газете, которое нам активно демонстрировали в Перестройку — по всей видимости, результат фотомонтажа. Есть фотография, на которой советский лидер запечатлён в той же самой позе, но туфли у него нет.
А особенно злую шутку в формировании ложного культурного стереотипа насчёт туфли Хрущёва и «кузькиной матери» сформировало, как всегда, искусство. «Боитесь вы, что — реваншисты в Бонне, что — Вашингтон грозится перегнать, но сам Хрущёв сказал ещё в ООНе, что мы покажем кузькину им мать!», — спел Высоцкий и тем самым окончательно закрепил стереотип в картине мира позднесоветского и постсоветского человека.
План Даллеса такая же фальшивка, как Протоколы сионских мудрецов или документы Сиссона про Ленина — немецкого шпиона, Иван Грозный не убивал своего сына (по крайней мере, не так, как на картине Репина), а в «ООНе» Хрущёв никому не показывал «кузькину мать» и не стучал туфлей по столу. Но кому теперь какое дело?
