Мобилизационная экономика — способ преодоления либерального саботажа. Интервью Михаила Хазина «Антифашисту»

Европейцы не ощущают на себе энергетического кризиса, правительства выделяют достаточно средств на поддержку населения. Единственным пострадавшим от взлетевших цен на энергоносители пока является малый бизнес. Тем не менее, кризис не пройдёт бесследно для европейских экономик, их структура будет меняться, Европа вполне может стать новой Латинской Америкой. Так считает экономист Михаил Хазин. Кроме того, мы обсудили внутрироссийскую повестку и поговорили о том, когда и при каких условиях могут наступить позитивные экономические сдвиги.

— Михаил Леонидович, вы побывали в Европе. Что сейчас там происходит на фоне энергетического кризиса?

— Я был только в Италии и только три дня. Меня интересовал только один момент — насколько люди на себе чувствуют, что происходит. И я могу сказать, что люди пока не чувствуют. Связано это с двумя обстоятельствами: первое — власти разных стран прилагают титанические усилия для того, чтобы компенсировать людям потери. Только в Германии принято решение о выделении 200 миллиардов евро на компенсаторные механизмы. Второе — удар нанесён в большей степени по малому бизнесу. Вот малый бизнес да, он почувствовал, но домохозяйства не очень. Поэтому тем, кто работает по найму, кажется, что всё ещё более или менее терпимо — хотя это уже не так.

— Что чувствует малый бизнес?

— Это совершенно колоссальные счета, которые приходят за электричество, газ и так далее.

Отмечу, что цены на газ в ЕС стали падать. Связано это и с административными мерами, которые принимаются, и с тем, что сокращается внутреннее производство, в связи с чем спрос на газ падает. Если смотреть на экономику ЕС, то газа для людей хватает. Да, конечно, они изменили механизм ценообразования, который не позволяет получать дешёвый газ, но, тем не менее, его хватает. Если убрать крупные предприятия, которые потребляют много газа — металлургия, химия, прежде всего — то в этом случае всё отлично, газа хватает, можно устраивать конкуренцию, цены будут падать. Правда, растёт безработица, но, в общем, более или менее картинка выстраивается.

ЕС можно привести в более или менее рабочее состояние при одном условии — Евросоюз должен отказаться от своего статуса одной из экономических столиц мира. То есть, иными словами, если ЕС постепенно переходит на позиции Латинской Америки — глубоко вторичного по отношению к миру экономического образования — то всё там будет относительно хорошо. Уровень жизни упадёт, конечно, но не настолько сильно, чтобы это было критично.

— Сейчас активно говорят о том, что европейские производства переносятся в США, потому что там намного дешевле энергоносители. Вы видели такие примеры?

— В Италии этого нет. США пытаются намекнуть немцам о необходимости перенесения производства к ним. В Италии, конечно, имеются высокотехнологичные производства, но их сильно меньше, чем в Германии, и над каждым конкретным итальянским предприятием американцы, конечно, трястись не будут. Они хотели бы это сделать с немецким производством в целом, потому что Германия на протяжении 20 лет была крупнейшим в мире экспортёром, она очень долго экспортировала даже больше, чем Китай. Собственно, ещё сейчас эти объёмы сравнимы. Поэтому американцам интересно немецкое производство, они хотели бы видеть его у себя, но массового переноса пока нет.

Вообще это проблема современных СМИ — всех. Они правильно пишут о проблемах, которые существуют, но их масштаб обычно очень сильно преувеличивается, как вот в этом случае.

— Европа заявляет о том, что она теперь только 7% газа получает из России. На ваш взгляд, возможен ли возврат поставок в прежних объёмах и при каких условиях это может произойти?

— Ситуация уже более или менее прояснилась, основным газовым хабом теперь станет Турция. Если Европе понадобится газ, она сможет получать его из Турции.

Но говорить о том, в каком объёме газа Европа будет нуждаться, можно будет только по завершению кризиса. Потому что пока непонятно, какой будет структура экономики ЕС. Этого пока никто не знает. Соответственно, непонятно какой объём газа и по какой цене они готовы будут покупать. Это проблема, которая не решается сегодня, потому что в Европе нет такой постановки задачи — понять, какой будет структура экономики. Если такую задачу поставить, я думаю, её можно решить. Могу сказать, что Фонд экономических исследований Михаила Хазина, он как раз на решение таких задач и заточен. Теоретически, если такая задача будет нам поставлена, мы дадим на неё ответ. Беда в том, что в Евросоюзе нет понимания, что такую задачу надо решать — как будет выглядеть структура экономики Западной Европы по итогам кризиса.

— Но мы уже можем говорить о том, что экономика Европы пребывает в кризисе?

— В кризисе пребывает экономика всего мира. И это связано с тем, что базовый механизм развития мировой экономической системы последних 50 лет себя исчерпал — это механизм стимулирования спроса через эмиссию. Поэтому всю мировую экономику ждёт перестройка.

— Поговорим о проблемах отечественной экономики. Как повлияла и ещё повлияет в будущем мобилизация на экономику нашей страны?

— Этого никто не знает. Понимаете, у нас нет более или менее внятной картины российской экономики. Статистика очень сильно искажается, настолько сильно, что непонятно как её обсуждать, потому что правительство пытается изобразить, что всё хорошо. В реальности мы видим, что с 2012 года идёт экономический спад, и он не останавливается, уровень жизни населения всё время падает, с этим что-то надо делать, но никто не знает что. И уже понятно, что в рамках существующей модели управления экономикой ничего хорошего не получается. Но поскольку люди, которые эту модель защищают, находятся у власти политической, по этой причине изменить что-либо невозможно. Это хорошо видно, по тому, что когда они не справляются, их меняют по кругу. Типичная иллюстрация теории власти — когда представители какой-то группы находятся во власти, какие бы ошибки они ни совершали, уволить их невозможно. Вот мы и видим эту картинку. Поэтому до тех пор, пока не произойдёт политических изменений, рассчитывать на улучшение экономической ситуации не приходится.

— На днях ректор РАНХиГС Владимир Мау заявил, что нам нужна мобилизационная экономика. Согласны ли вы с таким мнением?

— Мау ничего не понимает в экономике, поэтому обсуждать его экономические экзерсисы не считаю правильным. Я просто очень давно его знаю, и в лучшем случае его можно считать либеральным историком, но именно в экономике он не понимает ничего.

Если говорить о мобилизационной экономике, она нам нужна в том смысле, что это способ преодоления либерального саботажа. Дело в том, что группа, которая контролирует в стране экономическую политику, она не контролируется внутри страны, она контролируется извне. Контролируется она той самой группой, которая до недавнего времени контролировала мировую финансовую систему. Сегодня уже нельзя сказать, что эта группа её контролирует, потому что она уже вообще не контролируется в некотором смысле, происходит разрушение мировой долларовой системы. Но люди, которые управляют российской экономикой, они по-прежнему представляют интересы вот этой вот группы — и Мау к ней относится. Задача этой группы — не допустить экономического развития России. Они целенаправленно не допускают инвестиций в российскую экономику. Отсюда и пресловутое бюджетное правило, и другие механизмы. Поэтому ожидать, что пока эти люди находятся у власти, произойдёт какой-то экономический рост и какие-то изменения — наивно. По этой причине можно говорить о том, что нам нужна мобилизационная экономика для того, чтобы преодолевать либеральный саботаж и те бюрократические проволочки, которые возникают в процессе функционирования нашего правительства. Основная логика нынешнего экономического блока — вся власть крупным финансово-промышленным группам.

Сегодняшнее российское правительство — это конгломерат разных лоббистских структур, ключевая задача которых не только получить средства самим, но и не допустить, чтобы конкуренты получили больше. По этой причине любая попытка выделить кому-то деньги, даже в случае острой необходимости наталкивается на препятствия. Грубо говоря, вы выделяете деньги производителям дронов, а все остальные блокируют это решение, говоря «нет-нет-нет, мы не поняли, а где здесь наша доля? До тех пор, пока мы не поймём, сколько от этого получим денег мы, мы не пустим».

— Уголовное дело против Владимира Мау прекращено, он вернулся на работу. Можно ли это расценивать как сигнал о том, что принято решение ничего не менять в управлении экономикой?

— Уголовное дело как закрыли, так и откроют. В данном случае я склонен считать, что тут картина значительно более простая — у соратников Мау много денег, и просто «занесли». Нет, я не склонен считать, что это сигнал.

Я хочу ещё раз подчеркнуть, что решение об изменении модели — это решение политическое. Оно не экономическое. Политического решения об изменении модели управления экономикой пока не принято. По этой причине рассуждать о том, может ли что-то измениться в рамках текущей ситуации достаточно наивно.

Вы знаете, что недавно было принято решение о создании координационной группы в правительстве. Оно связано с очень простой вещью — нам нужно запускать некоторые оборонные производства. А ждать, когда все лоббисты договорятся, очень долго, поэтому их всех собирают и говорят «давайте быстро принимать решение». Это безусловный элемент мобилизационной экономики, но пока он относится к одной единственной сфере — оборонке. А надо радикально изменить модель управления. До тех пор, пока модель управления не изменена, ничего, кроме мобилизационных методов работать не будет. Оборонку нужно менять и запускать быстро, а вот малый и средний бизнес, товары народного потребления так не запустишь — надо менять всю систему управления.

— Какой, с вашей точки зрения, должна быть новая модель управления экономикой?

— Существует много разных вариантов. Мы сейчас не будем возвращаться к идее социалистической экономики, плановой на 100%. Хотя, опять же, социализм бывает разный — есть модель сталинская, есть модель хрущёвская, есть модель брежневская, то есть и тут есть масса вариантов. Но, в общем и целом, я бы сказал, что нам надо возвращаться к модели, которую продемонстрировал председатель ЦБ РФ Виктор Геращенко в 1999—2002 годах. Смысл следующий: в условиях недомонетизации необходимо создать механизм эмиссионного финансирования инвестиционного процесса. Обращаю внимание — не монетизация экономики в целом, потому что это может вызвать инфляционные процессы, а именно инвестиционная сфера, потому что она у нас, прежде всего, недомонетизирована. Тогда Геращенко обеспечил темпы роста в 12—15% в год. С помощью этого механизма. Да, он ограничен во времени, естественно, но если нам лет на 20 обеспечить темпы роста в 20%, то как-нибудь за это время остальные проблемы мы решим.