Запредельная жестокость: ВСУ ведут охоту на раненых. «Антифашист» поговорил с военным фельдшером из ДНР

Украинские боевики при помощи беспилотников охотятся за ранеными российскими военнослужащими и теми, кто приходит им на помощь. Тактика, аналогичная той, что террористы применяют в отношении мирных городов Донбасса — сначала обстрел, после него повторный удар по приехавшей ликвидировать последствия группе спасателей. О том, что сегодня происходит на фронте, силе духа наших бойцов и проблемах «Антифашисту» рассказала военный фельдшер Мария с позывным «Кубань».

— Пять! Пять суток с перебитыми ногами пробыл в холодной развалюхе, куда он заполз с поля после штурма. Как выжил — это просто чудо. Но очень грамотно сам себе первую помощь оказал, перевязался, кровотечение остановил, и был с собой запас обезболов и гемостатических препаратов: это помогло ему продержаться. Наша эвакогруппа нашла его случайно, в полубессознательном состоянии, обезвоженного, с симптомами обморожения и с гранатой рядом — думал, что если его укропы в плен брать будут, то взорвёт её, — рассказывает о недавнем случае на западном участке фронта Мария.

— Он выжил?

— Выжил, его прооперировали в травматологии, ноги сохранили — обошлось без ампутации. На днях его эвакуируют в госпиталь в глубокий тыл. В том, что он остался в живых, бойцу помогли счастливый случай, воля, характер, и то, что он всё-таки дополз до укрытия — в открытом поле шансов у него не было бы — там или замёрзнешь без движения, или укровские беспилотники добьют. А какие-никакие стены с остатками крыши, как рассказывал раненый, спасли. Он боялся, что укропы его раньше найдут, чем свои, ведь развалюха была в серой, ничейной, зоне. Раньше про везунчиков говорили — «в рубашке родился», теперь — «в бронежилете родился». К сожалению, случаев, когда удаётся вытащить трёхсотого и доставить в больницу на второй-четвёртый день после ранения и нахождения в полевых условиях, мало. Плотность огня и его интенсивность могут быть такими, что пауз для вывоза раненых практически нет. Но продержаться до прихода эвакогруппы пять дней — такого на моей памяти ещё не было.

— Эвакогруппы не могут добраться до раненых?

— Надо чётко понять: в эвакогруппах работают настоящие герои. И потери у ребят там — серьёзные. Они постоянно находятся в самом пекле — ищут и вытаскивают раненых из самых страшных мест — участков, напичканных всеми видами мин, под обстрелами и сбросами с воздуха, из бронемашин, откуда тяжело вытащить обожжённых. Их специально поджидают вражеские снайперы, чтобы не дать вытащить, как они называют, подранка (снайперская тактика, при которой ведётся охота за теми, кто пришёл на помощь раненому бойцу — прим. ред.). Техника эвакогрупп — тоже постоянная мишень для поражения, будь это хоть мотолыга (МТЛБ — малый тягач легкобронированный — прим. ред), хоть УАЗик. В соседнем подразделении укропы несколько дней назад ударили по санитарной машине с ранеными и медиками. Водитель вытащил их всех, повторно раненых и контуженных, и вызвал подмогу. А сколько случаев знаю, когда санитары погибали вместе с ранеными — не пересчитать за эти годы.

— В прошлом интервью ты говорила, что критически не хватает транспорта для эвакуации. Изменилась ли ситуация к лучшему?

— Ничего не поменялось: как не хватало раньше, так и не хватает сейчас. Техника на фронте работает на износ, как и люди. Смотришь на наших водителей, и сердце от жалости разрывается. Мало того, что они нам изо всех сил помогают, как могут — заносить-выносить раненого, всё надо делать максимально быстро, потому что каждая секунда на счету, так им ещё необходимо рулить по бездорожью, выбирать самый короткий и относительно безопасный маршрут, стараться не напороться по дороге на осколки. Или наоборот, ехать даже в опасных местах медленно, чтобы транспортировать раненого бережно, не растрясти его, а потом чинить машину, искать запчасти, приводить её в боевое состояние. От её технического состояния тоже зависит, спасём ли мы людей, успеем ли вовремя. В медицинском плане наши водители тоже уже хорошо подкованы — и в состоянии раненых разбираются, и фельдшеру могут подсобить — провести осмотр, придержать человека, когда фиксируем конечность, например, подать нужную перевязку или мединструмент. Довольно часто бригадам надо стабилизировать состояние раненых прямо на ходу, некогда останавливаться — в любой момент может прилететь. Поэтому военным медикам нужны машины повышенной проходимости, старые «буханки» уже выработали свой ресурс и плохо подходят. Но пока они остаются главным средством перевозки.

— Какие ранения самые страшные?

— Привезли недавно парня с разрушенным лицевым скелетом — выбита челюсть, повреждены глаза, вместо подбородка — сразу надгортань. Но он дышал и боролся за жизнь. Мы его стабилизировали и организовали доставку в челюстно-лицевую хирургию. Там он перенёс тяжелейшие операции, и их ещё предстоит несколько. Тяжело справляться с ранеными, получившими ожоги. В большинстве случаев, это экипажи бронемашин. У них всегда сочетанные травмы, механические и термические, поражены не только кожа, мышцы, но и дыхательные пути. А так по-прежнему преобладают осколочные и минно-взрывные травмы, самые коварные — от кассетных боеприпасов — осколки пробивают все незащищённые участки тела, и их бывает тяжело обнаружить. Пулевые ранения тоже сейчас участились, их получают в основном штурмовики, которые сталкиваются с врагом напрямую, лоб в лоб, что называется. Чуть меньше стало ранений от снайперского огня, не знаю, с чем связано, то ли повыбили укропских снайперов, то ли увеличилась дистанция огня.

— Говорят, что у врага ощущается снарядный голод...

— Не знаю, кто это выдумывает. Я бы так не сказала. Бывают дни, когда на нашу точку поступает более десятка раненых именно из-за обстрелов. Вообще враг воюет с каким-то остервенением, оголтелой злобой, просвета не видно — взяли за правило бить по медчастям, госпиталям, гражданским больницам... Вот оставьте вы уже раненых в покое, они отвоевались, но нет, укропы хотят их добить любой ценой. Разве это нормально? Наша сторона так не поступает, а этим — всё человеческое давно чуждо. И очень много беспилотников применяется, с них украинцы начали сбрасывать и другие боеприпасы, кроме гранат. Мы видим, что от таких «новинок» — более обширные повреждения, чем раньше, ранения более тяжёлые. Кроме этого, раненые рассказывают, что за одним нашим могут одновременно гоняться сразу два украинских БПЛА. Это уже за гранью моего понимания, это какая-то показательная жестокая казнь беспомощного и обессилевшего человека.

— А что входит в термин «стабилизировать раненого»? Хватает ли нужных лекарств и препаратов?

— Лекарств, антисептиков и перевязочных материалов на догоспитальную помощь нам хватает, какого-то сильного дефицита не испытываем, у нас всегда есть под рукой и резерв всего необходимого в случае ЧП. Но хорошо, что дополнительно и серьёзно нам помогают волонтёры из разных регионов. У нас служат сибиряки, поэтому люди из Сибири, а также с Урала, поддерживают ребят, собирают и отправляют разные грузы, в том числе, медицинского назначения.

Стабилизировать раненого означает постараться убрать угрозу его жизни, быстро найти причину, остановить кровотечение, обезболить, не допустить развития шока. Поставить капельницы с необходимыми препаратами, вколоть гормоны, адреналин. Обработать правильно раны, чтобы не допустить заражения. Сделать всё, чтобы не потерять человека, а потом передать его профильным врачам.

Когда выдаётся время, учим бойцов оказывать себе и другим первую помощь прямо в полях. Все уже поняли, насколько это важно — уметь самому. В экстремальных условиях оказание медицинской помощи должно доводиться до автоматизма. Как говорят, «глаза боятся — руки делают». Когда будет эвакуация, и в какие обстоятельства ты попадёшь — никто не знает. Чтобы выполнить задачу, штурмовые группы идут вперёд, не останавливаясь и не отвлекаясь, потом уже подключаются эвакогруппы — такова реальность боя. Поэтому опыт оказания медпомощи надо приобретать сразу, от этого зависит твоя жизнь. Пример — тот самый парень в развалинах дома, пять зимних дней, с перебитыми ногами, боровшийся за себя. И победивший.

По моим наблюдениям, самый большой опыт — у ополченцев ДНР, бывших простых работяг, которые уже очень долго воюют. Хотя у них нет особых медицинских знаний и образования, но они уже всё видели в этой войне — ничего не боятся, за всё берутся, всему быстро учатся, всегда поддержат и добрым словом, и помогут на деле. Что называется, дважды просить не надо. Они как нерушимая скала, на них можно положиться. У всех есть прошлые и уже новые повторные ранения, многократные контузии, сорванные спины... И, несмотря на подорванное здоровье, их боевой дух — как нерушимая скала. Это вызывает огромное уважение.

— Сейчас очень плохая погода, промозглая, с сильными степными ветрами. Много ли заболевших?

— Хватает случаев и с пневмониями, и с простудами, и с обострениями каких-то болячек, которые вышли наружу из-за стрессовых состояний. У возрастных бойцов надо уметь распознавать признаки предынфарктного или предынсультного состояний. Также выходят наружу разные кожные заболевания и из-за недостатка воды для гигиены, и из-за сырых ледяных окопов. Ещё одна проблема — обострение гастритов, ведь на фронте диет нет. Хотя питание хорошее, но оно однообразное, если питаться только сухпайками. А когда парни вырвались с передовой, набрали чего-то на рынке или перебрали дома с жирным и жареным — то потом приходят с предсказуемыми последствиями: «Здравствуйте, доктор. Дайте мне таблетку от всего!». И смотрят так доверчиво-жалобно, ждут волшебную таблетку. Всех надо на ноги ставить.

— Ну, несмотря ни на что, юмор не потерялся.

— Это и спасает. Как я говорила, у нас служат ребята-сибиряки. Сначала они радовались — «О, зима тут тёплая в сравнении с нашей, только грязная и мрачная». Теперь тоскуют — хотят мороз и солнце. Ничего, привыкнут. Жизнь продолжается.